Читаем Румянцевский сквер полностью

С одного из гвоздей, на которых была развешана их одежда, она сняла старую кофту, сунула ноги в галоши.

— Куда ты, бабуля?

— Сегодня моя очередь мыть коридор и уборную.

Саша развернул газету, ему не терпелось узнать, как идет наступление Народно-освободительной армии Китая в Маньчжурии. Вдруг услышал: на кухне загремело ведро, коротко вскрикнула бабушка. Он кинулся бежать по длинному темному коридору. Анна Степановна лежала возле раковины в луже воды, выплеснувшейся из ведра, и тихо стонала, держась за сердце.

Хорошо, что сосед, бывший майор-зенитчик, уволенный из армии за алкоголизм, был дома, и хорошо, что был относительно трезв. Он-то, с посильной помощью Саши, и доволок Анну Степановну до их комнаты. Уложили на кровать.

— «Скорую» вызовите, — прохрипела она.

Тут началась рвота. Майор велел Саше прибрать, обтереть, а сам пошел на угол к автомату вызывать «скорую». Бабушка трудно дышала, глядя на Сашу страдающими глазами. «Бабуля, не умирай!» — мысленно заклинал он.

Приехала «скорая». Молодой врач-очкарик измерил давление, велел медсестре сделать укол магнезии.

— Гипертонический криз, — строго сказал он. — Лежать не меньше десяти дней. Вы работаете? — Он сел выписывать больничный лист и рецепты.

К вечеру барачный коридор наполнился голосами, шагами. Соседка Складышева, нормировщица с завода «Первое мая», разбитная разведёнка лет тридцати, сварила суп с мясными шариками, целую кастрюлю принесла. Другая соседка, суровая вдова, жившая с двенадцатилетней дочерью-дебилкой, постучалась и сказала, что на кухне поставила на их столик банку с компотом.

Саша сидел подле бабушкиной кровати, он был напуган.

— Пойди в школу, — сказала Анна Степановна. — Я тут сама…

— Нет, нет, бабуля, тебе нельзя вставать.

— Нельзя жить, — чуть слышно молвила она. — Но и умереть нельзя… Только бы дождаться…

— Чего дождаться?

Анна Степановна не ответила. Но и без слов было ясно. С Майей все это время шла переписка, весной будущего года у нее кончался десятилетний срок. Возвращение в запретный Ленинград ей не светило, но всемогущая власть могла разрешить поселиться в Кирове. Куда еще ей было ехать — только к матери и сыну. Саша ожидал ее приезда со смешанным чувством радости и тревоги. В письмах Майя была суховата, между нею и сыном как бы выросла стена, невидимая и холодная, как вечная мерзлота.

Анна Степановна тревожилась: учебный год кончался, на носу экзамены, а Саша не ходит в школу, сидит с ней, как приклеенный.

— Бабуля, не беспокойся, — говорил Саша. — На второй год не останусь.

И не остался — сдал все экзамены.

Он, конечно, был очень способный, все давалось легко. И особенно — математика. У Татьяны Васильевны, пожилой математички, были сборники старинных задач, переписанных из «Арифметики» Магницкого, из древней китайской книги «Киу-Чанг». «В клетке находятся фазаны и кролики, — диктовала она, держа по своей привычке карандаш у рта. — У всех животных 35 голов и 94 ноги. Сколько в клетке кроликов и сколько фазанов?» Или: «Один человек выпьет кадь питья в 14 дней, а со женою выпьет ту же кадь в 10 дней, и ведательно есть, в колико дней жена его особо выпьет ту же кадь». Саша быстрее всех управлялся с решением задач. Да что там китайцы, что старый добрый Магницкий! Опережая школьные программы, он брался решать алгебраические уравнения высших степеней.

На городской математической олимпиаде Саша занял первое место. Он принес домой грамоту, отдал Анне Степановне, и та просияла: вот ты у меня какой! Понесла грамоту показывать соседям. А Саша постучался к майору-зенитчику, у которого был привезенный из Германии трофей — роскошный радиоприемник «Менде». Майор настроился на Москву, слушали передачу об Олимпийских играх в Лондоне.

— Эх, жалко наши не участвуют, — сказал Саша.

— А на хрена? — сказал майор и налил себе в стакан портвейну.

Ему, старому вояке, прошедшему длинную дорогу от Сталинграда до Бреслау, все было по фигу, лишь бы стакан не выбивали из руки. По праздникам к нему приходили бывшие сослуживцы, из комнаты доносились избыточно громкие голоса и смех, нестройное пение. «Давай закурим по одной! — начинал кто-то из них. — Да-вай закурим, то-ва-арищ мой!» Возбужденно, разнобойно вступал хор: «Эти дни когда-нибудь мы будем вспоминать…»

Началась летняя спартакиада школьников. Саша с товарищами по классу ходили болеть за свою команду. Валера Трофимчук, гибкий, стремительный, здорово работал на параллельных брусьях, крутил на турнике солнце. «Ма-ла-дец!» — орали мальчики, когда Валера делал соскок.

Соревновались у своих снарядов девочки. У Саши дух захватило, когда увидел Ларису Коган, выбежавшую в белой майке и синих трусах. Вот взвилась над «конем» и, перехватывая рукоятки, завертелась, плавно пронося ноги вперед, вбок, назад. Ни у кого из ее соперниц не было таких стройных ног — ну, просто невозможно глаз отвести.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза