И Урс потянул Румо вверх. Стиснув зубы, Урс кряхтел от натуги, а его друг повис мешком и не двигался. Чертыхаясь, Урс вытащил Румо, подхватил под мышки, и они оба шлепнулись на песок арены.
Румо лежал, постанывая, глядел остекленевшими глазами и сжимал цамомин в кулаке. Урс помог ему подняться.
Остальные вольпертингеры тоже слезли с Тиктака. Генерал бестолково топтался на месте и беспорядочно потрясал оружием. Челюсть его отвисла, но из глотки слышалось лишь монотонное тиканье.
Олек приблизился к Румо.
— Что у тебя в лапе? — спросил он.
— Сердце Тиктака, — пробормотал Румо. — А сам он где?
— Сердце Тиктака? — удивился Олек. Он протянул Румо пращу. — У меня идея. Клади его сюда!
— Нет! — шипел цамомин в голове Румо. — Мы должны быть вместе! — Румо отпрянул от Олека.
— Ну же! — нетерпеливо повторил Олек, снова протягивая пращу. — Я избавлюсь от него.
—
—
Собравшись с силами, Румо положил камень в карман пращи.
Отступив на несколько шагов, Олек раскрутил пращу над головой, отпустил один конец веревки, и цамомин взлетел в воздух. Все, не отрываясь, следили за его полетом.
Описав дугу над ареной и трибунами, белый камень полетел прямо в хобот фраука, без разбору засасывавшего пыль, мусор, живых и мертвых зрителей и солдат. Попав в прозрачный хобот, камень затерялся среди обломков. Как он попал в желудок чудовища, вольпертингерам разглядеть уже не удалось.
Многие вновь обернулись к генералу Тиктаку, ошалело топтавшемуся на месте, как вдруг фраук затих. Чудовище перестало всасывать воздух, чем вновь привлекло всеобщее внимание. В брюхе у него громко заурчало, фраук опять стал втягивать воздух, остановился, потом еще и еще раз. Хобот задрожал, забился в судорогах, поднялся высоко над трибунами, где уже никому не угрожал. Вдруг он замер.
На мгновение все стихло, затем раздался ужасающий вой и свист. Гигантская тварь раскачивалась над стадионом, а в брюхе у нее бурлило и пенилось. Послышался гулкий хлопок, и брюхо фраука сильно вздулось. Еще один хлопок — брюхо раздулось еще сильнее, зрители завизжали и заметались. В брюхе снова громко заурчало, и из хобота хлынула каша из слизи, мусора и полупереваренных трупов. Все это растеклось по трибунам.
С третьим хлопком брюхо фраука лопнуло в нескольких местах. Огромные куски голубоватых внутренностей шлепнулись на арену. Чудовище еще раз оглушительно заревело, а одна из гигантских лап подогнулась, затем вторая, третья. Суставы трещали, как поваленные деревья. Стараясь удержать равновесие, фраук задел лапой стену театра, пробив в ней гигантскую дыру.
Великан неудержимо падал. Со свистом накренился он на сторону, снеся тушей огромный кусок стены театра. Трибуны завалило обломками и закопченными черепами. Панцирь фраука вместе с сидевшими на нем погонщиками грохнулся на землю за стенами театра, но внутри все услышали, как он треснул, а внутренности чудовища разлетелись по улицам Бела. В воздух взметнулись черные тучи пыли, скрыв от глаз ужасную картину. Затем сажа накрыла все черной пеленой.
Громкий звук огласил мертвый мир кровеносной системы Ралы.
Ба-бом!
Будто литавры или барабан на галере.
Ба-бом!
Этот звук с самого рождения Ралы отбивал такт, задавал ритм жизни в волнении и спокойствии, во сне и наяву. И этот звук замер с приходом субкутанного эскадрона смерти.
—
Ба-бом!
—
Ба-бом!
—
Ба-бом!
С трудом пробиралась подкровная лодка сквозь плазму. Масса по-прежнему была густой и вязкой, но с каждым ударом сердца, с каждым толчком, прокатывавшимся по венам, разжижалась.
—
—
—
Ба-бом!
Смейк увидел, как горы мертвых кровяных телец тоже пришли в движение, ритмично покачиваясь в такт сердцебиению. Мертвых? Нет, мертвых здесь больше нет. Миллионы крохотных лежебок постепенно просыпались от оглушительного шума.
Ба-бом!
Ба-бом!
Ба-бом!