Я не вышел на работу в срок. Вместо этого я сидел на своем золоте и обдумывал все те вещи, что могли со мной произойти. Фредерик и Бруно могли подумать, что я его украл; скажи они это, и меня арестуют. Меня могут бросить в темницу до конца дней или даже казнить.
Нужно было сказать бабуле, она бы сказала, что делать. Но когда она встала с постели, она всем своим видом это показала. Ведь я мог прясть не просто нитку или пряжу, я превращал солому в золото, а бабуля пыталась меня оградить от этого. Что это за магия такая?
Нет, бабуле говорить нельзя. Но кому-то сказать необходимо, потому что мне было тяжело выносить беспокойство, и я не смогу понять, насколько оно беспочвенно, пока не выскажу все кому-нибудь. Единственным, кто приходил на ум, была Краснушка.
Пока бабуля не видела, я забрал катушку с прялки, завернул ее в тряпку и привязал к поясу.
Фредерика и Бруно не было видно на прииске. В любой другой день я посчитал бы это счастьем, но сегодня это вызывало скорее тревогу.
Феи толпились вокруг меня как никогда. Когда я размазывал грязь по голове, они отлетали на минуту или две, но всегда возвращались. Поэтому я просто предоставил им ползать по мне, а их тонким голоскам пищать и звенеть в моих ушах: «Золото, золото, золото!»
— Ого! Гляньте на него и на фей! — сказала девочка, работавшая в шахте ближе всех ко мне. — Должно быть, ты нашел целый клад.
Ни крошки не нашел.
Солнце уже садилось, и я ждал, когда Краснушка выйдет из туннеля. Она сердито прошла мимо меня, выглядела она ужасно, все лицо ее было вымазано грязью. Я отправился за ней.
— Чего тебе надо? — спросила она.
— Хочу показать тебе кое-что.
— Тогда показывай.
Я опасливо оглянулся.
— И мне нужно кое-что тебе сказать.
Она зашагала быстрее.
— Тогда говори.
— Лучше я скажу там, где нас никто не увидит и не услышит, — я отмахнулся от фей, которые лезли мне в глаза. — И чтобы там было как можно меньше фей.
Не останавливаясь, Краснушка сердито взглянула на меня. Но скоро она обернулась.
— Поторапливайся, я голодна.
Я шел за Краснушкой вниз по склону и через Деревню. Проходя мимо мельницы, я почувствовал холодный укол в спину, как будто кто-то за мной наблюдал. Я прибавил ходу.
Думаю то, что Краснушка шла в Лес, не должно было меня удивить, но становилось темно и холодно. Я остановился за деревьями.
— Куда мы идем? — спросил я.
— Туда, где никто не увидит и не услышит, и где нет фей, как ты и хотел, разве не так? — Краснушка нетерпеливо скрестила руки.
— Там безопасно? — спросил я.
— Если не сходить с тропы. И не задавай вопросов.
— Какой тропы? — я поглядел вниз и удивленно открыл рот. Под ногами отчетливо виднелась протоптанная дорожка, петляющая дальше в Лес. Я мог бы поклясться, что раньше ее там не было. Никогда ее не видел. — Откуда…? — начал было я, но Краснушка оборвала меня.
— Я сказала, не задавай вопросов.
Я закрыл рот и последовал за ней.
— Ты часто сюда приходишь? — Краснушка глянула на меня. — Прости.
Мне не следовало задавать вопросов, но мой мозг воспроизводил только их.
Тропинка петляла и изгибалась. Куда она меня ведет, и насколько это далеко? Я прикусил себе язык, чтобы промолчать. Внезапно стал слышен какой-то звук, низкий гул, который становился все громче по мере нашего приближения. Тут мы завернули за угол и приблизились к огромному поваленному дереву. В нем роились пчелы. Я поежился. Конечно, Краснушка права: пчелы и феи не переносят друг друга, так что вам наверняка встретится рой либо одних, либо других. Но по мне, так жало пчелы ничем не лучше укуса феи, и я остановился поодаль.
Краснушка же подошла прямо к рою и, словно крадущаяся кошка, двинулась сквозь стену из пчел. Она опустила руку в улей и вытащила полные золотистого меда соты, а потом так же медленно вернулась. Пчелы облепили ее голову, руки и даже лицо, но она не двигалась, и вскоре они улетели обратно в улей. Краснушка разломила соты пополам и дала мне кусок.
— Золото, которое можно есть, — заметила она, и мы начали есть липкую массу.
— Ты могла бы обменять его на зерно, — сказал я. — Возможно, много бы выручила.
— Я бы этого не хотела, — ответила Краснушка.
— Почему? — она могла получить полный мешок муки за один такой кусок медовых сот.
— Потому что некоторые вещи люди предпочитают оставлять для себя. Это дерево всегда было моим, и я не хочу, чтобы кто-то еще о нем знал. Если проболтаешься, выбью тебе зубы.
Я почувствовал себя особенным, ведь она показала мне это место.
— Кроме того, не думаю, что ты сможешь сюда дойти без меня.
— Не приду.
— Обещаешь?
— Обещаю.
Даже если бы я и осмелился зайти в Лес так далеко в одиночку, я уж точно не смог бы достать соты с медом, не получив тысячу укусов пчел, как это сделала она.
Мы высосали весь мед и пожевали соты. Потом облизали пальцы. Было так сладко, что я почти и позабыл, зачем мы сюда пришли, пока Краснушка не показала на сверток, привязанный к моему поясу, и не спросила:
— Что ты хотел мне показать?
Я отвязал катушку и протянул ее, чтобы она посмотрела. Краснушка взглянула на нее, потом тупо уставилась на меня.
— Это принадлежало маме, — сказал я.