Теперь я понял, что значил мой сон. Я сплел не так-то много золота, а оно уже душило меня.
Когда я вернулся домой, бабуля всё ещё была в постели. Её глаза были открыты, но взгляд её был направлен на потолок.
— Бабуля?
Она моргнула, но не взглянула на меня и ничего не сказала.
— Бабушка! С тобой всё в порядке? — я подошел к ней и положил руку ей на щеку. Я тотчас же отдернул руку, она была такая горячая, что я обжег ладошку.
Я отпрянул назад и упал, затем я выбежал на улицу и побежал вниз по дороге к дому Краснушки. Я не знал, куда бы ещё мог пойти, я стал колотить в дверь, в надежде, что кто-то был дома.
Женщина распахнула дверь, размахивая деревянной ложкой. Выглядела она сурово, совсем как Краснушка, но, увидев, что я захлебывался рыданиями, она вздрогнула.
— Румп? — выглянула Краснушка.
— Моя бабуля… с ней что-то не так… пожалуйста…
Мать Краснушки бросила ложку, схватила накидку:
— Идем, — сказала она.
Краснушка последовала за нами, и мы побежали к дому.
Когда мы вошли, мама Краснушки сразу направилась к бабуле.
— Элсбит, — она тихонько коснулась бабушкиного лба. — Краснушка, иди на улицу и принеси ведро снега.
Я стоял возле кровати, пока мама Краснушки осматривала бабулю. Та открыла глаза, попыталась что-то сказать, но вместо этого послышалось какое-то бульканье, будто слова были очень тяжелыми и цеплялись ей за язык.
— Что с ней такое? — спросил я.
— Она старенькая, — ответила мама Краснушки, не поднимая на меня глаз.
— Но, что с ней?
— Дитя моё, — теперь она смотрела на меня глазами, полными жалости; мне показалось, что меня сейчас стошнит. — Никто не вечен. Она больна. Её разум уже не может полноценно работать.
Разум? Но мне так нужен был бабушкин разум!
— Вы можете ей помочь? Она поправится?
— Остается только ждать, — она печально улыбнулась. — Всё будет хорошо, — сказала она, дотрагиваясь до моего плеча. От этого прикосновения всё моё тело прогнулось.
Краснушка с матерью положили мокрую холодную тряпочку на лицо бабушки, а ноги обмотали тёплым пледом. Они сварили бульон из оставшихся косточек цыпленка и с ложечки попытались накормить бабушку. В основном, всё стекало по её щекам и подбородку, но, казалось, бабушка потихоньку приходила в себя, пока её кормили. Она взглянула на меня, ну, по крайней мере, мне так показалось, а потом уснула.
— Она должна проспать до утра, — сказала мама Краснушки. Она взяла свою накидку и направилась к двери. — Я вернусь утром, пойдем, Краснушка!
— Я сейчас!
Мама Краснушки кивнула и закрыла дверь снаружи.
Краснушка помедлила всего несколько секунд, а потом, как я и предполагал, начала меня поучать.
— Я прекрасно знаю, о чем ты думаешь, но даже не смей!
— Как ты можешь знать, о чем я думаю? Я же дурачок, не забыла? Я вообще мало думаю.
— Я не думаю, что ты дурачок, Румп, — глаза Краснушки стали грустными.
— Ну, тогда ты одна такая, кто так не думает.
Точно, я был дурачком. Ну, зачем надо было прясть золото из соломы? Надо было послушаться бабушку. Но, может, если обменять золото на еду, бабушка поправится?
— Румп, не обменивай золото.
— С чего ты взяла, что я собираюсь? — я посмотрел на Краснушку, она немного попятилась. Краснушка попятилась от меня!
— Всё будет хорошо, — сказала она, — но не обменивай золото, это небезопасно.
Я сел у огня, поднял несколько соломинок и бросил их в пламя:
— Просто уйди.
— Румп…
— Оставь меня в покое! — закричал я.
Краснушка резко вздохнула и открыла дверь. Я содрогнулся от ворвавшегося порыва ветра.
— Беру свои слова обратно. Ты — дурачок! — она с силой хлопнула дверью.
Я сидел перед камином, пока угли не остыли.
Я не спал всю ночь. Когда зазвонил деревенский колокол, обозначая начало дня, я никуда не пошел. Я остался возле бабушки и покормил её супом. Она всё ещё ничего не говорила и не смотрела на меня, но я наливал суп ей в рот и она глотала.
Ей нужна была ещё еда. Она не могла поправиться без еды.
Когда бабуля уснула, я подошел к своей кровати и достал три мотка золота. Я завернул их в грязную тряпку и запрятал в куртку. Затем я вышел и направился к мельнице.
Говорим «золото» — подразумеваем еду.
Дверь открыла Опаль. Она уставилась на меня, не выражая никаких эмоций.
— Мне нужно увидеть мельника, — сказал я.
Она облизнула губы:
— Зачем ещё? — спросила она. Я впервые услышал её голос; казалось, она была раздражена.
— У меня для него кое-что есть. То, что он захочет обменять.
— День раздачи пайка был вчера. В другие дни отец не меняет.
— Сейчас он захочет поменяться, поверь мне, — ответил я.
Она снова высунула язык:
— Приходи, когда будет следующий день раздачи.
Она начала закрывать дверь, как вдруг позади неё раздался громкий голос:
— С кем ты разговариваешь, Опаль?
Она отпрыгнула от дверного проема, и мельник Освальд полностью закрыл его своим огромным телом. В ширину он был почти такой же огромный, как и в длину. Ремень его был застегнут на последнюю дырочку.
— А, это ты, не так ли? Для тебя пайка нет, все мы затягиваем пояса потуже. Убирайся.