Следующие несколько вечеров я намеренно изучал работу тётушек. Особенно, мне хотелось увидеть, как Хэйдел вдыхает и выдыхает магию во время прядения. Но за ней было очень тяжело наблюдать, потому что она всегда смотрела на меня своим большим глазом так, что меня дрожь охватывала. Поэтому я в основном наблюдал работу Батильда и Иды. Я концентрировался на их пальцах, стараясь рассмотреть, как в них входит магия, но ничего не мог разглядеть. Хотя и не было ни вспышек, ни пламени, для меня это всё выглядело как волшебство.
Я пытался забыть о том, что прял золото, и на следующей неделе Ида и Батильда помогли мне в этом, подарив новую одежду, целых два комплекта! Кто ещё, помимо королей или знатных людей мог похвастаться этим? Ида сшила для меня коричнево синие штаны и две рубашки. А Батильда подарила мне два свитера: один цветной, а второй зеленый, яркий, но, в то же время, спокойный, как весенняя трава на Горе. Зеленый цвет был моим любимым.
— Хэйдел этот цвет специально для тебя сделала, — сказала Ида.
— Спасибо! — поблагодарил я.
— В цвет твоих глаз, — проворчала Хэйдел.
— У тебя глаза, как у мамы, — сказала Батильда.
— Надеюсь, мы тебя удивили дарами, — сказала Ида, подчеркивая рифму, от чего я заулыбался. Думаю, что стихоплетство — наша семейная черта.
Пока я складывал свитер, я размышлял о том, какой была моя мать. Как она улыбалась и смеялась. Интересно, она тоже любила рифмовать? Тётушки редко о ней говорили, а если и упоминали о ней, то всегда с грустью или, в случае с Хэйдел — со злостью. Я представлял себе, что моя мама была очень похожа на Иду, с такими же черными волосами и веселой улыбкой.
— А чем-нибудь, кроме моих глаз, я похож на мать? — спросил я её.
Ида помотала головой:
— Остальным ты должен походить на отца, держу пари, он был красавчик!
— Я его не знал, он умер ещё до моего рождения на приисках.
— Кто же заботился о тебе все эти годы?
— Бабуля, но теперь и она умерла.
Глаза Иды наполнились слезами:
— О, бедняжка! Больше с тобой не должно случиться ничего печального!
Она крепко прижала меня к себе, так, что у меня искры из глаз посыпались. Мне нравилась Ида, но мне не очень нравились все эти слезы и обнимашки, которые так любят девчонки. Я скучал по Краснушке.
Спустя несколько недель, мои тётушки начали ко мне относиться с меньшей подозрительностью, и мы зажили обычной жизнью. Ида относилась ко мне лучше всех, она готовила мне очень много еды, а я всё ел и ел. Батильда была доброй, но очень тихой, а Хэйдел держалась от меня на расстоянии. Если я оказывался рядом с ней, её большой глаз открывался ещё шире, а второй прищуривался ещё сильнее. Казалось, она считает меня заразным. А я никак не мог забыть её слов: от румпеля не спрячешься.
Весна плавно перетекла в лето, и тётушки теперь работали не у камина, а у открытых окон, в надежде на прохладу. Открытые окна привлекали фей.
— Ох уж эти феи! — приговаривала Ида, выгоняя зеленоволосую фею с пушистыми крылышками из комнаты. — Мне кажется в этом году их больше!
— Да уж, — подтвердила Хэйдел, глядя на фей, которые сидели на моей рубашке.
— Что их так здесь привлекает? — невинно спросил я.
— Им нравятся яркие цвета, — ответила Батильда. — Цвета — это следующее, что их привлекает после золота, поэтому у нас их больше обычного, но такого нашествия у нас никогда не было!
Три феи кружились возле моей головы. Их было чуть слышно, но я уловил, как одна напевала про золото. Я очень надеялся, что тётушки не заметят.
Теперь выгонять фей из дома стало моей работой. Я поджидал их у окна с тряпкой, замахиваясь ей каждый раз, когда они подлетали. Обычно они смеялись, и это превратилось в своеобразную игру, но иногда мне удавалось ударить их, они кувыркались в воздухе и улетали прочь вверх ногами. Меня это веселило.
В прохладные дни, когда окна были закрыты, я помогал тётушкам. Батильда давала мне держать нитки, чтобы они не запутывались, пока она шила, а иногда я сортировал нити для Хэйдел в соответствии с их оттенками.
Больше всего мне нравилось помогать Иде. Она разрешала мне выбирать цвета или картинки для своих работ.
Мы с Идой сочиняли рифмы, пока работали. Она знала множество слов, и мы играли с ними. Вот мой любимый стишок:
Иногда мы с Идой так увлекались, что и не замечали, как говорили стихами:
— На голове твоей сидит фея!
— Должно быть, она смотрит на нити…
— Смахни её поскорее!
— Давай, и не говори: подождите!
— Мои штаны уменьшились! — закричал я тётушкам. Я пританцовывал, штаны были узкие, и в них было неудобно.