Руна смерти

Лилька громко икнула. Витек пошел пятнами и приоткрыл было рот, но высказаться не успел. Кузнецов поднес к его носу кулак и ледяным тоном произнес:

– Когда я говорю по делу, остальные внимают молча. Ежли хотите попасть домой, забудьте о… э-э…

– Демократии, – тихо подсказала Лена.

– Вот-вот. О ней самой.

Витек с Лилькой переглянулись. Вован криво усмехнулся:

– От рюкзаков вы избавились, так что пойдете быстро. Порядок таков: я прокладываю тропу, за мной идет Лилька. Следом – Серега, Витек, Лена, замыкающим – Сашок. Он – мой зам. Его слово, ежли я молчу, – закон.

Витек пренебрежительно хмыкнул. Вован твердо сказал:

– По шее он вам, конечно, не даст, натура не та. И воспитание. Зато дам я! И как следует. Если только услышу, что с ним пререкаются.

– И мне? – кокетливо улыбнулась Лилька.

– Тебе – в первую очередь, – угрюмо буркнул Вован. – Чтоб воду не мутила.

Лилька насупилась и отвернулась. Кузнецов еще раз придирчиво осмотрел нас и скомандовал:

– Двинули! – И нырнул в заросли орешника.

За ним неохотно последовали остальные. Лена немного отстала. Поравнялась со мной и негромко сказала:

– Всегда говорила: Кузнецов – не дурак.

– Если не в школе, – фыркнул я.

– Заметил, как умно он нас расставил? Лильку с Витьком разделил.

– Эт-то он правильно, – пропыхтел я, тоже вламываясь в орешник.

Вован, как всегда, спрямлял путь, не обращая внимания на подобные досадные мелочи. Мнение остальных его волновало мало. А если учесть, что нас теперь поджимало время… Мало не покажется!

Я представил предстоявший нам маршрут. Невольно поежился и пробормотал:

– Ох, и загоняет нас этот умник…

Лена грустно отозвалась:

– Лишь бы к хутору вывел.

Я едва спас правый глаз от острого сучка. Но царапину на висок посадил приличную и зашипел от боли.

– Если через четыре дня мы не окажемся дома, родители начнут бить тревогу, – с надеждой предположил я. – Маршрут им известен, так что нас быстро найдут. В лесничестве вертолет есть, я как-то репортаж по телику видел.

Лена долго молчала. Потом серьезно заметила:

– Для этого нужно выйти хотя бы к речке. Здесь нас не увидят. Сам понимаешь, весь лес не обшарить.

Мы отвлеклись и отстали, спину Витька практически не было видно. Мы встревоженно переглянулись: Казанцев ждать не станет. Он и не заметит, что нас нет.

Мы с Леной уже не шли, бежали. Какая-то коварная коряга бросилась мне под ноги, и я кубарем скатился с холма, заметно опередив Ахмедову. С трудом поднялся: колени прилично саднило. Я дрожащими руками стряхнул с себя сухие прошлогодние листья и печально констатировал:

– Знаешь, рюкзаки, конечно, натирали плечи, тут Серый прав, но…

Лена смотрела на меня сочувственно. Я закончил:

– Но с ними мы так не неслись бы! Сорок килограмм Вована все же тормозили. Зато теперь – держись!

Постанывая, я потрусил за Леной. Натруженные за последние дни мышцы ныли, болели только что ушибленные колени, и я угрюмо думал: «Нет, все-таки, Вован за старшего – это перебор…»

* * *

Кузнецов оказался прав, минут через двадцать мы уткнулись в ельник. Он стоял перед нами сплошной стеной и выглядел непреодолимой преградой.

Макушки елей уходили ввысь, между лохматыми темно-зелеными ветвями заплутало крохотное облако, небо казалось чрезмерно белесым, словно выгоревшим.

Деревья стояли плотно, почти смыкаясь кронами и не пропуская вниз солнечного света. Пахло сыростью и гнилью. В лица нам щетинился иглами молодняк.

Лилька брезгливо ткнула пальчиком в паутину, натянутую между деревьями, и недоверчиво прошептала:

– Нам сюда?

Вован хмуро сказал:

– Ельник не обойти. Он тянется в обе стороны на километры. Просто берегите глаза. Да поменьше обращайте внимания на мелочи.

Он решительно раздвинул рукой колючие ветви и двинулся вперед. И даже сумел перейти на бег.

Я пропустил вперед Лену и неохотно потрусил следом. Если только ЭТО можно было назвать бегом.

Под ногами пружинил толстый слой старых игл. Кроссовки временами скользили, под ними рассыпались в пыль давно сгнившие ветки. Обросшие мхом завалы вырастали на пути едва ли не на каждом шагу, перебираться через них – настоящая мука.

Никогда не любил ельники!

Воздух стал влажным, тяжелым и затруднял дыхание. Деревья теснились вокруг, враждебные, подстерегающие. Мертвые переплетали свои ветви с живыми, протискиваться сквозь их колючий заслон становилось все сложнее и сложнее.

Мы двигались, словно в жидком киселе, удушливом и плотном. От земли поднимались ядовитые испарения. Мох прямо на глазах становился толще, взбирался на деревья все выше, а вспучившиеся корни мертвых деревьев коварно бросались под ноги.

Скоро мы почувствовали близость болота. Мох все чаще прогибался под ногами, наверх прорывалась желтая, отвратительно пахнущая вода. Комары тучами висели в воздухе и наполняли его немолчным звоном. Под ногами хлюпало, чавкало, дышало. Тут и там появились никогда не пересыхавшие лужицы, покрытые ряской.