Рунные витражи

Мой путь лежал туда, где в лунном свете возвышались вершины двух гор, похожих, как сестры. Первая гора – Горячкамень, на чьих склонах расцветают серебряные зорицы. Вторая – Примара, часть потустороннего мира, которую можно видеть только тогда, когда горит полная луна. Сквозь Примару светил небесный ковш с яркой звездой, указывающей мне дорогу.

Я быстро шел, чтобы успеть сорвать цветок и вернуться в селение до утра. Мой тайный знак зверя-покровителя – большой белый клык – холодил руку. Клык был привязан под одеждой к правой руке. Я чувствовал остроту знака, и это придавало сил. Интересно, какой знак у Огняны, неужели хвост куницы? Или ушко? Я улыбнулся. Если хозяин не захочет, то его тайный знак никто не увидит.

Мой знак я выбрал сам.

Я всегда любил, когда отец возвращался с охоты. Он обязательно приносил что-нибудь интересное своему маленькому Демиру. То раковину большой улитки, которую можно было приложить к уху и услышать шум небесных водопадов, набирающих силу перед тем, как пролиться дождем на землю. То крошку подземника, который долго ползал по столу, везде совал длинный нос – искал, где можно зарыться. Я потом отнес этого слепого зверька на двор, и он мгновенно скрылся под землей. Мы с папой смеялись, а мама ругалась: «Злыдня в огород принесли!»

Но однажды…

– Папа, папа, что ты мне сегодня принес? – подскочил я к великану, переступившему порог.

Когда великан наклонился, то у него оказалось бородатое улыбающееся лицо моего отца.

– А это, сынок, секрет. Я тебе только наедине расскажу.

Мать прыснула: «Секреты у них, видите ли», – и вышла из хаты.

Тогда отец осторожно достал из сумы большой и длинный, как целый меч, клык неизвестного мне животного. Когда я схватил клык обеими руками, то мурашки пробежали по спине, и что-то больно кольнуло в груди. Немного закружилась голова.

– Папа, – словно во сне произнес я, – ты убил этого зверя?

– Нет, – засмеялся отец. – Я нашел только его зуб. Я провел рукой по неровному излому клыка.

– Папа, – сказал я, – я хочу, чтобы этот зверь был моим покровителем.

* * *

Погоню я почувствовал внезапно.

Темные фигуры передвигались в ночи, словно клочья черной мглы. Они догоняли меня, окружали с боков. Я слышал тяжелое дыхание хищников. Видел красные огненные глаза. И неистово бежал.

Оставалась только мысль – жить!

«Матерь Макошь… Матерь Макошь… Защити! Жить хочу! Жить».

Слова молитвы вылетали вместе с пеной изо рта: «За-щи-ти!»

Краем глаза я увидел, как позади выбежал один из преследователей. Я обернулся и со всей силы швырнул копье: «Х-ха!»

Промахнулся! Копье с хрустом пробило тонкое дерево. Где-то наверху заорала испуганная ночная птица. Преследователь уклонился от копья и с рычанием прыгнул в мою сторону. Полыхнуло лезвие его оружия. Я выхватил меч, полоснул снизу, целясь в живот противника. Враг отбил удар, наши мечи с лязгом столкнулись.

И тут кто-то ударил меня по голове. Перед глазами стало серо, и я услышал голос – неприятный, грубый, словно это говорил не человек, а старый ворон: «Осторожно, волки, не убивайте. Добыча должна дожить до утра».

Голос все отдалялся и отдалялся, словно уши заливала густая древесная смола.

Я очнулся и сразу почувствовал, что руки крепко стянуты веревкой позади дерева. Кора впивалась в спину. Болела голова. Передо мной на поляне горел костер. Багровое пламя освещало темные деревья вокруг. У костра сидели пятеро молодых воинов дхау. Обнаженные до пояса, вымазанные какой-то грязью, они были больше похожи на диких животных, чем на людей. Шестой дхау вышел из темноты и направился ко мне. Это был старик. В седых грязных космах торчали вороньи перья. По разрисованному лицу старика ото лба к подбородку молнией пробегал глубокий уродливый шрам.

– Что, ожил? – криво усмехнулся рассеченными губами дхау. В темноте блеснули белые заостренные зубы.

Дхау у костра обернулись. Ближайший ко мне вскочил на ноги и выхватил меч.

– Сядь, Бевк! – воскликнул старик. – Сядь на место! Добыча доживет до утра. И когда взойдет солнце, вы все станете настоящими волками.

Бевк подскочил ко мне.

– Но я хочу пролить кровь сейчас! – пролаял он.

Через его плечо, на котором играли бугры мышц, протянулась длинная царапина. Значит, он не так уж и ловко уклонился от моего копья.

– А я твою уже пролил сегодня ночью, – разлепил я ссохшиеся губы и плюнул во врага.

Жаль, что не попал.

Дхау зарычал. Его меч оказался у моего горла.

– Бевк! – старик бросил на воина грозный взгляд.

Бевк сразу съежился и, словно побитый щенок, вернулся к костру.

– Хорошо, шаман, – сказал молодой воин, – мы подождем до утра.

Шаман… Вот где я его видел раньше! Именно этот старик выходил на поединок с мольфаром Крумом. Выжил, старый пасюк!

– А ты, добыча, – шаман подошел ко мне вплотную, и я ощутил его гнилое дыхание, – если будешь много болтать, то я вырву твой язык прямо сейчас, не дожидаясь первых лучей.

Шаман достал кривой нож, поднес к моей щеке и надавил. Я почувствовал, как побежала струйка горячей крови.

– Не волнуйся – летние ночи коротки. Ты не будешь долго ждать.

Старик медленно, разрезая одежду и царапая кожу, опустил нож к моему сердцу.