Руны на броне

Врагов там больше, но последнее время вызов меня на дуэль связан с серьёзными осложнениями. С недавних пор нужно в другом княжестве совершенно отморозить мозги, чтобы меня вызвать.

В общем, я, кажется, прав — Князь Москвы немного тормоз. Если бы он сразу обратился к своим врагам, меня б уже закопали. А сейчас поздно дёргаться.

Вот зашёл я после гордумы в церковь и поставил свечки, и за князя, и что он тормоз, и за раба божьего Вову, а так же попросил называть его имя в поминальных службах девять дней. Боярина Вовой звали. И сам постоял перед образами, прошептал «Отче наш»…

Из церкви сразу домой. Всё уже про европейцев знаю, вот и нафиг эти библиотеки с их газетами. Дома зашёл проведать девчат, Катя отдыхала, а Надя дежурила. Размышляя, от чего там надо отдыхать, прошёл в кабинет.

У себя вынул с полочки учебные материалы и решал задачи со звездой, что назрели, и ломал голову об действительно крепкие орешки. Такие пошли дела, что из Корпуса на халяву скоро не выпустят, нужно заранее включаться в гонку.

В двери коротко постучали, вошёл Авдей и сказал:

— Пора.

Я встал из-за стола и прошёл к дверям. Оделись и спустились в гараж. Воины-рыси невозмутимо проверили «Волгу», все сели и поехали к Перунову камню. В пути молчали и смотрели перед собой.

Приехали и так же в молчании вошли в лес. Ровным шагом вышли к камню. У валуна я сказал первые за долгое время слова:

— Доброго дня, Григорий Васильевич.

— И тебе привет, Артём, — молвил высокий дед в генеральской шинели с футляром под подмышкой.

— Странно, — сказал я вторые слова. — Ещё не приходилось приехать раньше соперников.

— И машины их нет, — глубокомысленно сказал дед. — Ждём пятнадцать минут с небольшим запасом.

— А потом? — спросил я с интересом.

— А потом твой противник лишится боярского звания, — проговорил генерал-лейтенант.

— Но если у него справка вдруг! — возразил я.

— Для смерти нет уважительных причин опаздывать, — сказал Григорий Васильевич. — Нужно выходить пораньше.

И опять я не нашёл, что возразить ректору. Мы молча и спокойно смотрели в лес. Через четверть часа среди деревьев показалась одинокая фигура. Она приблизилась, и стало ясно, что это мужчина средних лет, одетый в приличные серое пальто и норковую шапку.

Мужчина подошёл к нам и сказал мягким баритоном:

— Здравствуйте, я московский маг Колесников Олег, секундант боярина Кузнецова Петра. Он приболел и через меня просил передать боярину Артёму Большову извинения.

Ректор сказал, глядя на часы:

— Боярин Кузнецов на поединок не явился и лишается боярства.

— Но извинения! — воскликнул маг, округлив зелёные глаза.

— Я не принимаю извинений, — проговорил я. — Да и кто ты такой?

— Я секундант! — пояснил Олег.

— Точно секундант? — уточнил ректор.

— Точно! — воскликнул маг.

— А ты знаешь, что значит это слово? — спросил ректор вкрадчиво. — Это значит — второй, — он открыл футляр. — Клянусь, что я с клинками незнаком, и они не заговорены, — генерал-лейтенант улыбнулся. — Бери клинок, маг, пора исполнять обязанности.

— Ты хочешь, чтоб я с тобой дрался? — удивился Олег Колесников.

— Да, — кивнул Григорий Васильевич. — Бери шпагу.

Секундант на него скептически посмотрел и спросил насмешливо:

— Может, не надо, дедушка?

— Бери шпагу, внучек, — ласково ответил Григорий Васильевич.

Маг нехотя выбрал клинок. Ректор обернулся ко мне и сказал:

— Помоги-ка.

Я заторможено взял у него футляр, генеральскую шинель и шапку. Олег уложил свои пальто и шапку прямо на снег. Дед один поклонился камню и пообещал Перуну кровь врага. Теперь деда убьют! Ему ведь уже намного больше ста лет! Но как возражать своему ректору?

Секундантом стал я, потому несвоим голосом скомандовал:

— Сходитесь! Начали!

Они обменялись парой атак, высокий, очень прямой дед лишь снисходительно улыбался…

И заколол мага Олега Колесникова на исходе минуты поединка. Я стоял с футляром, шинелью, шапкой, отвисшей челюстью и круглыми глазами. К нему подошёл Авдей с невозмутимой мордой и отстегнул нож. А Григорий Васильевич его взял! Он работал ножом брюзжа:

— Вот чем приходится заниматься на старости лет из-за рейтинга Корпуса. А я всегда был «против» его введения! И врачи уже не советуют фехтовать более минуты за раз…

Он вознёс голову на камень. Немного торжественно постояли, и ректор обернулся к сильно удивлённому мне:

— Ну, давай уже шапку и шинель, а то зябко, — и, просовывая длинные руки в рукава, сокрушался. — Старость не радость…

Глава 11

Хорошо как быть на свете секундантом — никого не надо убивать! То есть я очень порадовался новой для себя роли, а ректору, судя по всему, оно давно без разницы. И не нужны мне земли боярина, пусть дума забирает, я и без них по пути домой рассеянно улыбался.

И у себя снял шинель и шапку, так не под душ, и менять форму в пятнах, а как порядочный пошёл навещать девушек. Катя вслух с выражением читала английскую газету, Клаве убежать не позволяло самочувствие, а Наде чувство долга.