Руны на клинках

Радист перевёл. Бледный француз что-то спросил, и радист ответил. Тогда месье горячо выдал целое предложение. Когда тот закончил, радист сказал:

— Он спросил, кто мы такие, бандиты или регулярная армия. Я сказал, что армия. А месье заявил, что вот это всё не военный объект, а коммерческое предприятие, и потребовал от нас уйти.

— А как он тут оказался? — уточнил я.

Радист спросил, и франк горячо ответил. Радист сказал по-русски:

— Месье говорит, что его не интересует политика. Он не нарушал никаких законов. Из здания сбежали владельцы — ему неинтересно, почему. Он просто разместил здесь своё… э… заведение.

— Как тебя звать? — сказал я.

Радист снова заговорил по-французски, но я его прервал:

— Я спрашиваю, тебе как зовут?

— Серёжа, — застенчиво ответил радист.

Блин, и этот тоже! Ладно, пока оно к делу не относится.

— Так вот, Серёж, — сказал я ласково. — Ещё раз мне только покажется, что ты от меня что-то утаиваешь, пристрелю без предупреждений. Это ясно?

— Так точно! — проговорил Сергей.

— Какое у француза заведение? — уточнил я.

— Публичный дом! — отчеканил он.

Я холодно улыбнулся месье, взял его за левую ладонь и с хрустом сломал ему безымянный палец. Месье заорал, но к счастью никто не обращал внимания — через несколько секунд его крика раздались автоматные очереди.

Я взял месье за кучерявые светлые волосы и три раза приложил рожей об стол. Он перестал верещать, и я сказал:

— Я военный преступник, месье может считать нас бандитами. Поэтому сам выдаст всё ценное.

Радист перевёл. Француз что-то воскликнул, и радист проговорил:

— Он утверждает, что все его деньги и так на столе.

Я снова взял француза за ладонь и сломал ему мизинец, а чтоб не орал приложил его разбитым лицом об стол. Когда он заскулил, я сказал:

— Ты врёшь магу. Я буду тебя пытать, пока не услышу правды.

Меня учили в Корпусе на манекенах развязывать пленным языки. Правда, практика на приговорённых преступниках ожидалась лишь с четвёртого курса, но ничего, буду практиковаться на войне.

Месье, словно услышал мои мысли. Сморщив рожицу в крови и слезах, тот поднялся, подошёл к несгораемой кассе в углу кабинета и правой рукой вытащил из внутреннего кармана ключи. Открыл дверцу и гундосо что-то проговорил. Серёжа перевёл:

— Здесь всё. Сегодняшняя выручка ещё на ресепшене и у официантов. Вы меня не убьёте?

— Мы не убиваем штатских. Скажи ему лезть под стол и сидеть там, пока не разрешат выйти, — сказал я.

Радист перевёл, и месье шустро спрятался под столом. Я снял с плеч мешок и сложил купюры со стола. Прошёл к кассе. Мдя. Пачки франков и горка золотых изделий: колечки, серёжки, цепочки, зубные протезы…

Зря я сказал, что не буду его убивать. Но раз уж пообещал. Сложил ценности в вещмешок и сказал Серёге:

— Пойдём.

Когда мы вышли из кабинета, донеслись отдалённые, но отчётливые пушечные выстрелы. Очень много выстрелов! Я рефлекторно посмотрел на часы. Уже четыре утра, как время-то летит! Однако это точно палят не европейцы, они ещё спят. Тогда это козырь Дымова? Среди ночи⁈

А почему бы, собственно, и не ночью. Первая цель — позиции вражеской артиллерии. Они все известны, да враг их особенно и не прятал. Считалось, что кончились у нас орудия.

Сейчас позиции вражеской артиллерии обстреливают, а с бипланов запускают осветительные ракеты и корректируют. Очень мило, к рассвету у европейца не останется пушек.

В приподнятом расположении духа захожу в ресторан. А там ни одного живого европейца, и всех новых сначала культурно приглашают в зал, расстреливают у стенки и обыскивают.

Не, артиллерия это очень хорошо, но у нас и свои задачи. Кто же попрёт продукты? И вспомнил я, что это бордель, в номерах должны оставаться французы.

Позвал магов и приказал комнаты аккуратно обыскать. Голых мужиков согнать вниз. Девочек за связь с врагом полагается казнить, но ведь французы будут других искать. Потому работниц не трогать, высказать устное порицание.

При грамотном разделении работы на всё потратили не больше получаса. И то всего нашлось лишь два десятка голых французов. Вручили им десять ящиков тушёнки, четыре коробки колбасы и три коробки фасоли. А галеты лёгкие, их можно нести по две коробки, потому взяли шесть.

Остальное добро оставили почти как было, только аккуратно заминировали гранатами отдельные ящики и коробки и сунули внутрь. Откроют их новые повара на кухне — долго потом будут думать европейцы, чего ж там такое бабахнуло. Бомбажные консервы?

Но это всё в светлом будущем, а пока отряд споро шёл по галереям. Европейцев с ящиками и коробками почти не пришлось подгонять, они даже подпрыгивали. Если нам осенью и под землёй немного зябко, что уж говорить о теплолюбивых голых французах!

Кстати, бросить ношу и разбежаться они не пытались, дисциплинированно топали босыми ступнями. В подземелье без света голый европеец неминуемо заблудится и будет бродить кругами, пока совсем не окоченеет.