Руны на клинках

На столь стремительный карьерный взлёт, конечно, повлияли его магические способности и образованность! И ещё немножко тот факт, что пленные русские в полку почти не встречались, а в дивизии он допросил двоих сельских парней.

Зато в штабе армии он смог себя проявить. Господин Шепард не считал русских тупыми животными и несильно этим отличался от офицеров. Те, ухмыляясь, помалкивали, в штабе одни партийные функционеры громко высказывались о русских.

Только не подумайте, что Дитрих с кем-нибудь пытался подружиться. Да, он носил офицерский мундир, но «Парабеллум» ему дали без патронов, чтоб ненароком никого не застрелил, и офицеры даже на допросах старались смотреть на пленных, а не на переводчика.

Ему как магу никто не мог врать, и Дитрих честно отрабатывал своё жалование, которое большей частью он отправлял Мари — ему хватало офицерского пайка. Но ему не хватало рамок допроса, он пытался разговорить русских на общие темы. Дитрих продолжал исследования.

Не, он честно ненавидел русских, отчасти по привычке, отчасти как противника. Но только пленные его жалели и, кривя разбитые лица, иногда говорили:

— Как ты такой живёшь-то, господи!

Дитрих считал это обнадёживающим признаком и пытался вывести русских на разговор. Его как исследователя интересовало отношение русских к Родине, к Гардарике, и видят ли они между ними разницу. Чаще всего ему говорили:

— Иди в жопу, — и на этом допрос можно было заканчивать.

На втором месте был ответ:

— Потому что берёзки, — и на этом допрос тоже можно закончить, ибо на просьбу развернуть идею пленные переходили к первому пункту.

Пару раз Дитрих получал очень искренние, развёрнутые ответы. Но из дальнейших расспросов выяснилось, что пленные русскими себя не считали. Причём, исследователь Дитрих понял, что «считали» тут ключевое слово. Его спокойно посылали в задницу и чисто монголоидные люди. На чистом русском.

В военные вопросы Дитрих не вдавался. Просто по пополнению, что регулярно принимала армия, иногда даже от вида штабных офицеров он догадывался, что дела идут не очень хорошо. Лица офицеры носили серьёзные и порой они менялись — то есть приходили новые люди.

Армия его шла на Москву, и херр Шепард всё больше сомневался, что побывает там в этом году. Из штабных разговоров он понял, что всё направление опасается удара с Русского Севера.

Эту проблему должен был решить флот Германии, но раз уж так получилось, к берегам Балтики лучше не приближаться. Пока преждевременно брать Новгород и идти дальше на север. Вот после взятия Москвы…

То есть не в этом году, как ещё летом думал Дитрих. Он регулярно получал от Мари длинные письма, в которых она сообщала, что как жена офицера нашла место официантки в хорошем заведении для партийных и с деньгами.

Дитрих за неё радовался и писал, что, кажется, война в этом году не закончится. А она попросила больше так никому не говорить, а то к ней уже приходили пока с предупреждениями.

И вот сообщили, что Европа взяла Кай-ёв! Из радио и газет лилось ликование с восторгами, а лица офицеров в штабе ни разу не улыбнулись, как будто это вражеские офицеры. Дитрих чувствовал, что ситуация грозит неприятностями и ещё больше переживал за Мари.

А немного времени спустя его впервые вызвали прямо к командующему! Дитрих вошёл в кабинет и представился. Пухлый, седой старик с мохнатыми бакенбардами и в генеральском мундире натужно закашлялся. Впрочем, херр Шепард уже привык к такой реакции и воззрился на господина средних лет в штатском костюме.

— Херр Вебер, журналист Фурцайтунг нихт, — представился он. — С разрешения вашего командующего я хотел бы побеседовать с вами в его присутствии…

— Идите… оба… куда-нибудь, — сквозь кашель прохрипел генерал.

Дитрих отвёл журналиста в допросную комнату и усадил на стул для пленных.

— Итак, Дитрих Шепард? — спросил газетчик, доставая блокнот и ручку из внутреннего кармана пиджака.

Дитрих важно кивнул.

— Вы в университете Нюрнберга проводили опыт вместе с профессором Штанмайером? — сказал Вебер.

— Да, но у меня с ним возникли разногласия, — ответил Дитрих.

— Пожалуйста, расскажите о них, — попросил журналист. — И как опыт Штанмайера связан с колдуном Артёмом Большовым?

— Уже с колдуном! — весело воскликнул Дитрих и задумчиво заметил. — Впрочем, я тоже обер-лейтенант.

— А после моей статьи вы станете гауптманом! — заверил херр Вебер.

— Точно гауптманом? — строго спросил Дитрих. И, получив в ответ кивок, заговорил. — Ну, слушайте. Был у нас в университете красавчик Ганс, что трахал жену профессора. Вот Штанмайер об этом узнал…

Глава 8

Орудовал я в котелке ложкой и думалось мне, что кинематографические образы значения сейчас не имеют. Когда-то режиссёры получили задачу показать картинку военных лишений и стойкого их преодоления, и у всех сошлись камеры на бойцах в товарных вагонах. Вот мне и запало в том мире.

Не! Ну, не показывать же в кино, как те же бойцы ночами отстирывают обосранные под дневными обстрелами штаны! И вообще задачи режиссёрам на «кино про войну» поставят потом, после нашей победы.