Тут важно не пальнуть прямо перед собой, а то Ваня может и не успеть на такой скорости отвернуть. Он мгновенно выбирает лучший маршрут среди разрывов. По нам палят и не попадают. Очень трудно попасть в танк на такой скорости.
А я выполняю обязанности мага, тотемного воина и командира. Сразу призвал дух рыси, задаю воздействие на противника. Вместе с магами роты усиливаю — европейцу страшно смотреть, трудно дрожащими ручками целиться, ладошки вспотели на рычагах и трясутся.
Ещё благодаря вепрю водители чувствуют машины и ловко управляют, но об этом подумаем после боя, посмотрим, сколько и чего сломается. Сейчас всё внимание картине боя.
У нас, вроде, идёт по моему плану. Неприятель врассыпную побежал от того, что минуты назад было посёлком. Среди груд щебня и воронок пылают полтора десятка «панцирей». Некоторые перевернуло или сорвало башни. Жуткое дело наша полевая артиллерия.
Однако даже у неё при столь массовом накрытии конкретной цели результативность против танков около пятнадцати процентов. Значит, пряталось в селе около сотни, что соответствует предполагаемой половине.
Но ведёт себя европеец странно. Не! Как и задумано, вокруг врага взметается земля, часть «панцирей», удирая, отстреливается и пытается попасть в танки моей роты, у части сбиты гусеницы, часть уже подбили из-за наших машин силы ополчения. Просто бежит неприятель явно не туда.
Никто из вражеских танков не стремится к другому селу, будто там у всех чесотка или клопы. Все европейцы ломанулись вокруг руин на запад. Танкисты врага точно не рассчитывают на помощь?
В сомнении останавливаю свою роту и разворачиваюсь к посёлку. Мимо задорно пролетели танки ополчения, спешат на праздничек. Когда ещё парни подобьют столько танков? Даже если кто-то сбил врагу гусеницы, считается только полное поражение.
Ополченцы, наверное, думают, что мой батальон вылез вперёд и бил по тракам от душевной доброты. Ну, не спорю, ребята у меня добрые. А ещё больше хотят жить.
С врагом примерное равенство. В открытом столкновении при другой тактике нам без потерь всего не съесть, потому лучше отдать ополченцам. Наше от нас на войне не убежит.
— Готово! — радостно докладывает комполка Дымов.
Я задумчиво тру пальцами нос — другое в шлемофоне чесать трудно. Сотня «панцирей» всё равно только половина от необходимого количества. Решительно говорю в рацию:
— Давай за моими, как в прошлый раз.
— Думаешь, дальше кто-то сидит? — спросил Дымов насмешливо.
— А если всё-таки сидит? — зло отвечаю вопросом.
— Понял тебя, — говорит он официальным тоном.
Ну, я тут приказываю, на мне и вся ответственность. Включаю командиров танков:
— Вставайте рядом.
Жду несколько минут, когда на поле рядом со мной выстроится батальон. Командую Ване:
— Потихоньку вперёд, — а сам смотрю в оптику.
Едем, не спеша, любуюсь ровным полем с жухлой луговой травой. Или это и есть луг? Не разбираюсь. Спустя четверть часа, медленно выросли окраинные мирные дома.
— Стой, — говорю Ване в шлемофон, а сам вглядываюсь.
Чёрт! Никакого движения, и строения такие мирные. Проклятый европеец, на что только из-за него не идёшь. Включаю рацию и сухо говорю:
— Капитан Чижов, огонь по второй деревне.
— Принято, — отозвался он.
Потянулись последние минуты… и внезапно выросли султаны взрывов. Селение затянуло тёмным маревом, дома пропали, видны только разрывы снарядов…
А вот и неприятель! Вылетают из посёлка, как ошпаренные! Теперь нельзя дать европейцу возможность построиться, организоваться. Командую своим по рации:
— Вторая и третья роты атакуют со стороны дороги, первая за мной. Приказ тот же, пошли, ребята.
Машина резво набирает скорость, мир вокруг вздрагивает от её выстрелов. Я включаю рацию и говорю:
— Капитан Чижов, отбой артиллерии.
— Принято, — ответила рация.
Через секунды перестала бить артиллерия, а в остальном всё то же самое, только мне ещё печальнее. Посёлок жалко, и к тому плюс иногда грустно быть правым. Я ведь изначально был уверен, что сидит европеец в селе. Почти на его глазах…
Ну, как их товарищи зовут мутер, точно слышали в рации! А эти сидели тихо, надеялись, что мы не поверим в такую их подлость и уйдём. А я поверил и печалюсь теперь — неприятно так думать даже о европейцах.
И смотреть на них грустно. Вот наш человек, случись что, бежит из дому в лес, и тропки выбирает неприметные. Даже если прожил всю жизнь в городе, всё равно в лес. И отдыхать старается ближе к природе.
Европеец же цивилизованный, из своего города драпает только в соседний такой же город и строго по дороге. Соблюдая правила…
Хотя правила даже у нас к танкам не относятся. Суть как раз в том, что для европейца, если убегать, то к дороге. Тянет его туда с перепугу или инстинктивно. Коли не верите, сами поставьте опыт. Берём четыре сотни европейцев на танках и прячем в селе…
Ага, заканчиваем работу. Добиваем последних, ещё пройдёмся пулемётами, а то, вроде бы, кто-то пошевелился…
И из танка вылезать команды не было…
Теперь точно всё. И загорается красная лампочка. Включаю рацию, раздаётся радостный голос Дымова:
— Вот как ты угадал! Ни за что б не догадался!