Руны на теле

Миша раньше служил диверсантом, так он хорошо знает пехотного комдива, с которым лаялись из-за трофеев. Майору Редькину Олегу Александровичу сержант Миша пару раз докладывал о ходе операций лично. Возглавляет майор пехотную часть моей дружины и сам в ней служит.

Приказывать Редькину на войне я не имею права, но как его боярин могу очень о многом попросить. И он не сможет мне отказать — у меня же и на войне сто один боярский способ сделать его жизнь в дружине невыносимой, а перевод из дружины в ополчение просто один из способов самоубийства.

Тоже самое относится и к командирам танковой части. По моей просьбе Бирюков лично пошлёт генерал-майора Салтыкова в жопу, бросит всё и примчится на помощь. Даже в случае разжалования лучше быть заряжающим в дружине, чем мёртвым подполковником где-нибудь ещё.

Однако прям до посылания генерала кем бы то ни было дело дойти не должно. Мои умники договорились между собой о наиболее вероятном сценарии за нашу армию.

Первый и второй полки разгромили танковые группировки врага. При слепоте противника и профессионализме дружинников сделать это за день нетрудно. Но пехота не может так быстро бегать и рыть окопы!

Самую боеспособную пехотную часть, дивизию Редькина, оставят охранять место прорыва, а резервы армии Салтыков направит вглубь вражеской территории. Дня за два-три они обустроятся на новой местности, а танковые полки перережут все вражеские пути снабжения и закошмарят его артиллерию. Штабы и остатки авиации европейца успеют удрать западнее.

Вообще, на войне сутки — это очень много. За это время полк Дёмина отдохнёт, пополнится и станет на острие удара на юг. Первый и второй полки присоединяться по обстоятельствам. Мы к тому моменту должны хорошо погрызть танки врага, нас же бросили в бой сразу — мертвецам отдых не нужен.

Тогда уже командование нашего фронта не станет игнорировать успех армии Салтыкова, даст ему всё и ещё больше попросит у Ставки, или кто у нас за неё. Василия Петровича негласно объявят победителем конкурса, дадут ему новое звание и начнут с ним во главе большую фронтовую операцию.

А я что? Я не возражаю! Только не хочу в составе батальона лежать на поле боя дохлый. Батальон в полной готовности на выгодных позициях будет поджидать появление полка Дёмина.

А танки врага сами никуда не пойдут. Невозможного боя не случится, враг уже не верит в русские истерики…

* * *

На участке армии фронт прорвали в нижнем углу. С того места просто самый удобный и быстрый выход на дороги, а не потому что Салтыков рассчитывал на помощь соседей.

Исторически так сложилось, что транспорт с севера на юг опирался на большие реки, мосты через них и дороги строили поперёк, восток-запад. Я упоминал уже, что даже леса в Гардарике высаживаются по одному плану, и надо ж так совпасть — они все получались вытянутыми с запада на восток.

С севера на юг тоже встречались дороги, просто реже, и в местах, где пути пересекались, возникали посёлки и даже города. Южный фланг армии опирался на лесной массив, который заканчивался на вражеской территории, и там стоял посёлок.

То есть я же должен как честный человек слегка коснуться местности и упомянуть карты, тем более что приехали уже. Прибыл батальон в дивизию Редькина в пятом часу утра.

Встретил меня его заместитель, как родного! Сказал, что будить комдива не хочет, и пожелал счастливого пути и великих побед, я ведь спешу. На это я ласково ему ответил, что мне очень нужно поговорить с комдивом.

Я его терпеливо подожду целых пятнадцать минут, и поеду всё-таки. Но я обязательно вернусь. И тогда им обоим лучше самим повеситься, никого не привлекая. Я им это как их боярин могу твёрдо обещать.

Капитан побледнел, попросил чуточку обождать, и ушёл от танка быстрым шагом. Через три минуты вернулся вместе с суровым комдивом Редькиным. Я его очень душевно поприветствовал и высказал скромную просьбу.

Мне чисто по-дружески и временно нужны два грузовика радиоэлектронной борьбы, полностью экспериментальное отделение с лыжами и со всеми их гранатомётами, дополнительно пятьдесят шесть пар лыж, все танки быстренько заправить соляркой, и с собой все цистерны с топливом. Отказы и оправдания не принимаются.

Редькин пробормотал, что сейчас в дивизии топлива хватит только долить танкам в баки, а остальное он устроит меньше чем за час. Я грустно сказал, что ладно, сойдёт и так.

Последний участок я ехал с тотемными рысями. Разбудил парней и послал вдоль колоны предупредить, чтоб готовились к заправке, и чтоб к моей машине пришли командиры и члены моего экипажа.

Ребята убежали трусцой, и вскоре у моего танка собрались танкисты. Я им сказал, что всех услышал, всё обдумал, и обсуждение закрыто. За вступлением подробно описал обстановку и доходчиво изложил приказ:

— Европеец более не верит в русские истерики, и, только мы нападём, сильно призадумается. Нам совсем не нужно при этом погибать. Чтобы он остановился, достаточно хорошо врезать ему по роже. Наша задача — удержать противника трое суток.