Руны огненных птиц

Наскоро перекусив, Ситрик повесил свою верхнюю одежду поближе к огню для просушки, оставил башмаки и носки у глиняного бока очага, так чтобы их не достал пепел. Наскоро перекусил, поделившись с Холем засушенным хлебом, развернул на лавке запасной плащ и лёг, вторым концом укрывшись сверху. От стены шёл холод. Пришлось взять недосушенный плащ и положить его под спину, чтобы не замёрзнуть.

Йелевеки сопела, иногда срываясь на храп. Уже засыпая, Ситрик вдруг посмотрел на Холя из-под опущенных ресниц. Тот устроился на низкой полке с посудой, нахохлившись, как больная птица.

– Холь, ты как? – спросил Ситрик.

– Бывало гораздо лучше, – отозвалась огненная птица. – Хочется залезть целиком в очаг, чтобы согреться.

– Почему не сделаешь этого?

– Я боюсь огня.

– Холь, я не понимаю, что случилось с тобой. – Голос Ситрика звучал встревоженно.

– Я тоже, – глухо проскрежетала птица. – Но похоже, что именно так выглядит моя смерть.

От этих слов по спине Ситрика пробежали мурашки, хотя шерстяной плащ, даже сырой, хорошо грел и защищал от холода.

– А ведь ты обжёгся ещё тогда, когда мы повстречали медведя… Я сразу догадался, что что-то не так… Тебе не стоило ехать со мной.

– Я лучше знаю, что мне стоило, а что нет! – раздражённо ответил Холь. – Ты прежде сам видел, что мои перья становились серыми. Я был готов к этому. Наверное. Не знаю! Но раз уж я так решил…

– Признайся мне, пожалуйста, – мягко перебил его Ситрик. – Признайся, ты из-за меня решил продолжить путь? Или нет?

Холь помедлил. Нахохлился ещё сильнее, превратившись в круглую тень. Он неуверенно слетел с полки и приземлился на пол напротив Ситрика – его шумные перья были изуродованы огнём куда сильнее, чем прежде.

– Ты же сам говорил, что веттиры не говорят правду, – с усмешкой в голосе произнесла огненная птица.

– В таком деле я пойму, врёшь ты или нет. Это же не глупая шутка, какими ты разбрасывался прежде.

Холь вздохнул.

– Нет. Не из-за тебя. В отличие от Вёлунда, я был уверен, что ты справишься, – глухо, точно провинившись, сказал он.

Ситрик рассудил, что в этот раз ветте не соврал.

– Спасибо. Так я не буду чувствовать себя виноватым.

– Уж кому стоит чувствовать себя виноватым, так это мне, – произнесла птица, вжав голову. – Прости меня. За то, что не хотел прощаться с тобой.

Ситрик кивнул. Говорить «прощаю» было невыносимо сложно. Поэтому он вытащил руку из-под плаща и провёл пальцем по клюву птицы.

– Я бы сказал, что всё в порядке, но всё давным-давно пребывает в беспорядке…

Холь смешно отпрыгнул, наигранно и так по-птичьи возмущаясь прикосновению. Ситрик усмехнулся. Неожиданно птица потупила взор, а после снова подняла его, пристально уставившись на друга.

– Это правда, что всё в беспорядке, – негромко сказал Холь. – Вот только я хотел сказать тебе кое-что ещё. Пока не поздно…

– Говори же, – прошептал Ситрик, чувствуя волнение.

– Я не считаю тебя Убийцей волка, сынок. Из твоего расссказа всё выходит так, будто ты не нарочно столкнул его, не желая ему смерти.

Ситрик судорожно вздохнул и уставился в крышу дома. Его обожгли эти слова. Он так хотел услышать это хоть от одной живой души, и наконец они прозвучали.

– Пора спать, Холь, – хрипло произнёс Ситрик после продолжительного молчания. – Мы же завтра уже будем в Ве?

– Обещаю, – произнесла огненная птица.

Вокруг была лишь тишина, мягкая, пушистая: в ней хотелось утонуть и забыться, упасть в снег и не вставать до весны. Восходное озеро не было полностью покрыто льдом. Его середина по-прежнему чернела, покрытая редкими талыми льдинами серого цвета.

– Чудо какое-то, – пробормотал Ситрик, поправляя на спине груз и глядя на озеро. – Почему лёд до сих пор не встал, если сейчас, по ощущениям, месяц Йоль?

– Лишь никсы знают, – произнёс Холь.

– И как мы пройдём? Долго ли обходить озеро?

– Долго, оно вытянутое, как речка. Надо по льду. Обожди, пока оденется Йелевеки. Она проведёт.

– Я уж думал, она не выйдет.

– Йелевеки – женщина, пусть и старая. Наверняка ищет свой лучший плащ, чтобы покрасоваться перед тобой.

Ситрик фыркнул.

Тут же прямо перед ним появилась Йелевеки. Несмотря на старость, она резво шла по снегу. Две косы она связала узлами на горбатой спине, повязала на голову и под шею шерстяной платок. Одежда её показалась Ситрику необычной – такой он не видел прежде. Сарафан был иного кроя и сильно отличался от тех, что носили в Онаскане. Толстенный плащ, превративший её очертания в подобие мшистого камня, был украшен бахромой и рваными стежками из медной проволоки по краю. Вся одежда её была штопана и прошита пёстрыми заплатками немыслимое количество раз.

«Верно, бабка не сильно младше Холя», – подумал Ситрик. От её одежды пахло полынью и зверобоем так сильно, что юноша на некоторое время перестал чувствовать, что его одежда свербит мокрой лошадью.

При мягком пасмурном свете лицо её было не столь уродливо, как Ситрику показалось в неверном, гарцующем пламени очага. Она улыбнулась путнику и махнула куда-то рукой в сторону южной оконечности озера. Ситрик не понял её, но Йелевеки поймала его за рукав и потянула за собой.