Руны смерти, руны любви

– Рикке! – напрягшись всем телом, Хенрик хотел сказать, точнее – прохрипеть что-то еще, но захлебнулся и забился под Рикке в оргазме так мощно, что едва не сбросил ее на пол.

«Родео», отстраненно подумала Рикке, чувствуя, что вот-вот ее тоже унесет к облакам. Она склонилась над Хенриком так, чтобы левый сосок скользнул по его губам и, одновременно вжалась своим пышущим жаром лоном в его не менее горячее тело. Хенрик, все еще пребывавший на границе между мирами, вознамерился поймать дерзкий сосок губами, но промахнулся, то есть – слишком рьяно устремился в погоню и вместо губ на соске сомкнулись зубы. Сомкнулись всего на мгновение, причинив Рикке острую, но очень сладостную боль, которая стала последней ступенью на пути к оргазму, последней каплей возбуждения, за которой сразу же последовала разрядка. В результате Рикке все же свалилась на пол, а Хенрик, вместо того, чтобы поднять ее, всхлипывающую и дрожащую, скатился следом и жадно припал губами к ее влажному трепещущему лону. Не успев спуститься с небес на землю, Рикке взлетела еще выше и летала целую вечность, потому что полет незаметно перешел в сон. Усталость брала свое.

Подозрения в адрес Оле Рикке спрятала в самый дальний ящик, да еще для верности закрыла его на ключ. Эта проблема была из числа тех, которые надо решать очень осторожно. Малейшая оплошность и Рикке придется забыть про карьеру психолога (психологи, подкапывающиеся под инспекторов в полиции не задерживаются), а то и расстаться с жизнью. Самое трудное – продолжать общаться с Оле, как ни в чем не бывало. Но общаться надо, ибо у Рикке было только одно средство, одно оружие, которым она могла воспользоваться – знание человеческой психологии. Психологический поединок требовал общения с Оле. Рикке поклялась, что она выдержит и еще поклялась, что если ее подозрения не подтвердятся, то она сама расскажет о них Оле. Поставит ему выпивку и признается.

Вскоре она передумала. Решила, что выпивку поставит, а признаваться не станет, потому что это может сказаться на отношениях. Эти рассуждения были пустым кокетством, игрой в прятки с самой собой, средством, которое помогало скрывать свои подозрения. Возможно, Рикке выдала бы себя, если бы не была настолько занята Хенриком, что Оле, как вероятный Татуировщик, отошел на второй план. Немного раньше Рикке невозможно было даже представить, что что-то может быть для нее важнее поимки Татуировщика, гораздо важнее, несоизмеримо важнее… А теперь она не могла представить ничего более важного и значимого для себя, чем состояние Хенрика. Пусть у Хенрика будет все хорошо… Только бы у Хенрика было бы все хорошо… У Хенрика должно быть все хорошо…

Рикке не работала с Хенриком как профессиональный психолог, потому что это шло бы вразрез со всеми принятыми правилами, корпоративной этикой и здравым смыслом. Отношения между психологом и пациентом могут быть только рабочими и никаким больше. Но порекомендовать Хенрику хорошего специалиста-психоаналитика она могла и не преминула этого сделать. Порекомендовала даже двоих, на выбор – мужчину и женщину, но Хенрик ответил, что никакого особенного дискомфорта, во всяком случае, такого, чтобы ходить к психоаналитикам, он не испытывает. Жаль, конечно, что так все случилось, вспоминать об этом неприятно, но винить он себя не винит, потому что действовал ради спасения Рикке, а не Нильса убивать совсем не хотел.

– У меня сложилось впечатление, что плохое уходит, – сказал он. – С каждым днем его остается все меньше и меньше. Я справлюсь сам, милая. Вот увидишь.

Рикке поверила – Хенрик действительно выглядел неплохо и вел себя как обычно. Про дела тоже не забывал, выставил у себя какого-то декоративиста из Монголии, имя которого невозможно было произнести даже после тренировки. Рикке, как не пыталась, у нее ничего не вышло – одни согласные звуки, причем в очень непривычном сочетании. Наблюдая за ней, Хенрик признался, что сам тоже не в силах правильно выговорить имя и фамилию монгольского художника, но это не страшно, потому что тот, щадя неуклюжие европейские языки, представляется как Чо.

«Запустив» выставку, Хенрик сказал, что господин Чо прекрасно обойдется несколько дней без него, тем более что в Христиании у него обнаружились не то земляки, не то единоверцы, не то собратья по вдыханию дурманящего дыма. Рикке подумала, что речь идет об очередной деловой поездке, но ошиблась.

– У меня есть маленький, но очень уютный домик на Борнхольме,[142] – сказал Хенрик. – Прямо на берегу. Море видно из окна. Время от времени, когда меня все достает, я прячусь там на несколько дней. Борнхольм – идеальное место для отдыха, тихое, умиротворенное, красивое. Давай убежим туда вместе? Вот так, возьмем и убежим. Никому ничего не скажем, выключим телефоны, ноутбуки оставим дома и на пару дней постараемся забыть, что на свете есть Копенгаген, работа и разные неприятности. Как насчет ближайшего уикенда? Паром из Кёге[143] отправляется поздно вечером, рано утром в субботу мы будем на месте.