Руны в глазах

Линии на лезвии окрепли, я чувствовал, что обряд можно заканчивать, мне просто весело. Вот хохочущего меня под ручки увели, а француз обрушил на место, где мы стояли минуты назад, артиллерийский огонь. Враг тоже всё видел.

В землянке я недовольно сказал пехотному заместителю, что артиллерию противника по идее должны уже подавить.

— Всех не подавишь, — печально ответил мне Ваня. — Держатся гады на пределе дальности и устраивают для пушек запасные позиции, хорошо маскируют. Если батарея молчит, её засечь трудно. А когда наши начинают её искать, пушки уже сваливают. Пока у нас господство в воздухе, плотного огня они не поддерживают, но нервы мотают знатно.

— Понятно, — сказал я, снимая шинель.

Ею лучше укрываться, улёгся отдыхать на нары одетый. Подумал, что колдовской обряд — это первое отличие от прошлой операции, и уснул.

Утром после завтрака приказали просто захватить вражеские позиции, непременно убивать французов не велели. Хотя мне практически без разницы, немцы или французы, счёл я ту деталь вторым отличием. Наверное, это смешно, но я отмечал все отличия, хотелось даже найти их не менее десяти.

Загремела фронтовая артиллерия. У заместителя Вани сразу была налажена связь, и пришли практиковаться бояре Саня, Лёша и Савва. Парни тоже считали важным навык чувствовать неприятеля и активно его развивали. Пока на такой дистанции они более-менее верно указывали только направление. Я последним называл правильные координаты, и мы шли дальше.

Я отдавал себе отчёт, что тоже не безгрешен. Моя предельная дистанция триста с копейками метров так же требовала увеличения. Со всеми вместе я усиленно над собой работал и считал это третьим отличием.

Замолчала артиллерия, пошли вперёд танки, началась привычная работа. Усиливаю тотемные бонусы, сам тихо зверею, стреляю или орудую ножом. Разницы долго не замечались.

Позже отметил, что у французов нет трофейных «рысей», а их закопанные танки опасны лишь пехоте. Зато французские противотанковые пушки 100-мм — это очень серьёзно.

Пропускает экипаж такую плюху, и из танка вылезать почти некому. Одно хорошо, что таких орудий у франков относительно немного, и перезаряжаются они больше минуты. После одного выстрела их сразу гасили русские снаряды. Это можно считать четвёртой и пятой разницей.

В полдень заметили первые звенья самолётов. Понятно, что за ними появились вторые и третьи. Что делали в небе враги, я не понял, да и не пытался, их всё равно атаковали наши ястребки.

Над нами начался грандиозный воздушный бой. К земле пошли подбитые самолёты, оставляя за собой дымный след. На крыльях и хвостах горящих машин чаще замечал свастики, но были круги Гардарики и даже руны дружин.

Повстречались сбитые лётчики. Наши рассказали, что затяжной прыжок у них просто мода, парни форсят. Своих пилотов отправляли в тыл, но иногда до нас долетали живые немцы или французы. Таких расстреливали на месте, чтобы не отвлекаться на конвоирование. Ничего личного, просто всем некогда.

Вечером истребители улетели отдыхать, а наша работа после ужина продолжилась. Вместе с сапёрами трудились все мои маги. Вражеские солдаты бегали по окопам и палили в ночь, всё равно там да сям раздавались взрывы. Одиннадцать магов держали французов на ушах часов до четырёх — нам тоже надо немного отдохнуть.

Второй и третий день от первого почти не отличались. То есть закончили мы прорыв и принялись помогать его расширять, вместе с пехотой атаковать любителей мяса земноводных во фланги.

А над нами шёл всё тот же порядком уже надоевший воздушный бой. На нормальную схватку я бы ещё посмотрел, а когда кого-то пинают ногами, просто надоедает. Всем давно всё ясно, но у военных приказ, враг подбрасывает в топку, наши зажигают.

На четвёртый день операции мы твёрдо ждали свои танки, а дождались прибытия Кости Гаева со второй половиной батальона и очередными стажёрами во главе со старшим лейтенантом Колей Сопрыниным. Приезд Кости я автоматически посчитал восьмым отличием. Ну, воздушный бой — шесть, а что танков ещё не дали — семь.

Костя так же разделил батальон на роты и влился в пехоту, чем серьёзно усилил натиск, прорыв стал расширяться быстрее. После заката солнца бои утихли, и мы с Костей смогли поговорить.

Его вовсе не бросили к нам на помощь, он сам не ожидал нас тут увидеть. У его половинки просто по графику началась фронтовая практика. И раз увидел, хочет высказать, что мы многое не продумали.

Например, его половинка и он сам начисто лишаются удовольствия меня видеть и немножко магических обрядов. Мне нужно что-то делать с графиком. Я честно обещал подумать.

А потом нас независимо друг от друга вызвали в блиндаж майора Васильченко, и там, кроме самого комполка, мы увидели майора Логинова и генерал-майора Громова.

Оказывается, всё это был хитрый-хитрый план командования. Меня специально показали в городке прессе, неприятель, скорей всего, подписан на «Московский еженедельник». Постоянные воздушные бои, что ведёт противник за присутствие в небе, тому лишнее подтверждение.