Рус

Погода стояла сухая и жаркая, поэтому после сытного ужина я набитым брюхом кверху расположился на полуюте, собираясь знатно покемарить. На матроса, за каким-то чертом полезшего на мачту, не обратил внимание. В море от безделья люди чем только ни занимаются. Лазанье по мачтам – одно из самых безобидных и общественно опасных.

- Там костры горят! – вдруг проорал этот придурок, показывая в сторону окончания косы.

- Много? – спросил я.

- Да, - подтвердил матрос.

На косе Долгой, по мере удаления от материка и сужения, было все меньше растительности, и заканчивалась голым ракушечным пляжем, похожим по форме на сабельный клинок. Кочевники уж точно не встанут там лагерем на ночь, даже в начале «зеленки», потому что не хватит корма лошадям, которые, кстати, едят молодые побеги тамариска. Рыбаков тут во все времена мало. В основном приплывали из Пантикапея. Не думаю, что при хазарах что-то изменилось. Рыбацкой артели много костров ни к чему. Для копчения рыбы надо иметь много дров, желательно липовых, а для приготовления еды на несколько человек хватит одного-двух.

- Поплывешь со мной на берег, - встав, сказал я глазастому матросу и направился к к штормтрапу, оборудованному на подветренном правом борту, чтобы спуститься в дежурную шлюпку.

Хелги Стрела, который тоже собирался сделать жим двумя глазами в положении лежа, внимательно выслушал новость и мои комментарии. Как и положено, инициатива не осталась без наказания.

- Возьми пару человек и сходи по-тихому, посмотри, кто там. Ты лучше разбираешься в местных, - предложил он. – Если там рыбаки, возвращайся, трогать не будем, а если воины, пошли гонца и останься наблюдать.

Вот так вот вместо того, чтобы спокойно спать на полуюте, пришлось мне топать часа два. Ракушечник под ногами неприятно похрустывал. Время от времени мы вспугивали птиц, которые, в свою очередь, ругали нас, взлетая с громким шумом. Наверняка о нашем приближении узнали заранее, но, видимо, решили, что перемещается какой-то хищник, лиса или волк.

К тому времени, когда мы были на расстоянии километра полтора от цели, вышла луна. Она осветила темные силуэты восьми больших галер, вытащенных на восточный берег косы. Южнее их тлели всего два костра, возле которых сидело по три воина. Точнее, один часовой стоял возле ближнего к нам костра, вглядываясь в нашу сторону. Поскольку мы замерли, и вспугнутые птицы угомонились, он перекинулся парой фраз с соратниками и, успокоившись, тоже сел.

Со стороны Керченского пролива в эту сторону никто вчера утром не проходил. Мы бы увидели и догнали. Значит, этот караван следует с Дона. Наверное, купеческий. Судя по силуэтам, галеры ромейские, но у хазар хороших кораблестроителей нет, ладьи среднего размера – предел их мастерства, поэтому большие суда покупают у торговых партнеров. Вместе с гребцами в караване около трех сотен воинов. Скорее, больше, чем меньше. Значит, для нападения надо не меньше пары сотен викингов. Таким большим отрядом незаметно подкрасться к каравану не получится. В случае угрозы купцы спустят галеры на воду – и рванут в ночь врассыпную, потом не найдешь. Так что лучше устроить им засаду в том месте, где мы остановились.

72

Во время моей первой практики на буксире-спасателе «Очаковец» боцманом там был какое-то время дедуган за семьдесят, лицо и руки (а может, и все тело, не видел раздетым) которого густо покрывали светло-коричневые пигментные пятна. Он начал морскую карьеру еще до революции юнгой на паруснике и побывал, наверное, во всех портах мира. К тому времени у меня уже была на судне репутация упоротого разгильдяя, но боцман относился ко мне благожелательно, потому что именно этим я был похож на его самого младшего внука, моего ровесника. Дедуган часто рассказывал мне байки о тех временах, когда был таким же молодым разгильдяем. Как-то он обмолвился, что с уходом парусников ушла и романтика. Осталась тупая и тухлая рубка бабла. Тогда я хмыкнул про себя, потому что даже старый, зачуханный буксир с лихвой удовлетворял все мои потребности в романтике. Только оказавшись в прошлом, на парусниках, я понял старого боцмана. Белые крылья парусов и их задорное лопотание на ветру, и поскрипывание досок корпуса и плеск волн, которые не заглушает рокот главных и вспомогательных двигателей, и просоленный ветер с нотками просмоленных канатов – захлебнешься от восторга!

Сейчас моя дубок лежал в дрейфе милях в двух западнее косы Долгой, и паруса были свернуты, и низкие, еле заметные волны бесшумно облизывали просмоленные борта, и теплый южный ветер, прилетевший со степи, пах полынью, но меня прямо таки распирало от радости. Может быть, свою толику в это чувство вносил и охотничий азарт, предвкушение богатой добычи. Я не ошибся: караван из восьми галер шел в сторону Керченского пролива. Дрейфующий дубок не показался им опасным. «Круглые» суда сейчас медленные, галеры убегают от них на раз. Тем более, что и воинов в караване намного больше, чем может быть на дубке. Разве что натрамбовать их в трюма.