Бывало, в годы юности весело на утренней заре собираться в дальнюю дорогу. Деревня еще спит, везде лежит обильная роса, и с лугов вдали поднимаются теплые пары ночи.
Заспанный кучер с соломой в волосах, ежась от утренней свежести, выводит из конюшни лошадей, которые как-то нехотя переступают через высокий деревянный порог и нюхают соло-му под ногами.
Весело было проезжать через большие села с их кузницами, трактирами, постоялыми дворами, нырять по колдобинам грязной лесной дороги, где по сторонам стоят молчаливые ели, темнеют в чаще обросшие мохом старые пни, пахнет осиновой гнилью и стоит кругом зеленая лесная глушь и вечное молчание. А за лесом опять зеленый простор полей, пашен и густых июньских лугов с целым морем свежей травы по сторонам дороги. И когда едешь утром на ранней зорьке, все кругом искрится от росы и белого тумана; то там, то здесь мелькнет в камы-шах синяя гладь озера, поднимутся утки и, свистя крыльями, пролетят высоко над головой со своими длинными, вытянутыми шеями.
А там, на тихой речке, с мягкими травянистыми берегами, показалась мельница в купе ракит, с привязанной у плотины лодкой. Вода однообразно шумит, и пенистая влага бежит из-под тяжелого, обросшего зеленью колеса на средину бука. Под этот однообразный шум слышно мирное воркование голубей в мельничном сарае, дощатые стелы которого все забелены мучной пылью.
Или в юности глаза яснее и живее видели божий мир, и он жил тогда и сверкал всей свежестью своих красок, которых теперь отяжелевшая душа уже не чувствует и не слышит...
Но нет, когда проезжаешь после долгого отсутствия по знакомым родным местам, глаз ищет знакомую зелень старинных усадеб, сердце вспоминает густую прохладу их парков, - многих уже нет... На месте их виднеются то кучи мусора и битых кирпичей, то постоялый двор проворного купца, который успел срубить и старый липовый парк, и веселую березовую рощу на бугре. А зеленый, прежде густой и свежий луг, лишившись влаги, стал беден и сух. И трава уже не мочит утренней росой ног до колен, а - редкая - сухо скользит по сапогам, наглаживая их носки до порыжелого блеска.
Исчезли густые кудрявые леса по берегам рек с заросшими густыми оврагами и потайными чащами, в которых еще жили тени страшных разбойников и мерещились зарытые клады с бочка-ми золота. На месте их видны порубки с мелкой порослью и стена обнаженной середины леса, уходящая вдаль прямой линией, где пыхтит паровая лесопилка и поднимается вечерний дымок от костра.
* * *
Дмитрий Ильич с Митрофаном на козлах ехал, глядел по сторонам, и у него было приятное чувство от сознания, что он видит все это в последний раз.
Прежде, увидев кругом тощие пашни, первобытные сохи, вырубленные леса, он непремен-но задал бы себе вслух вопрос о природе этой нации, как самой безнадежной, лишенной всякого дара творчества. Но сейчас же вспомнил бы об исторических условиях, о связанности и подавле-нности народа и немедленно взял бы назад свои слова о бездарности. А затронувши историчес-кие условия, пришел бы к основному всегдашнему тупику этих рассуждений, к своей историчес-кой вине.
Теперь же, глядя на все глазами человека, покидающего, быть может, навсегда эти места, он не ощущал ни тяготы, ни вины, ни ответственности. Было только легкое добродушное презрение к обитателям этих безграничных пространств, которые не могут справиться с ними и, очевидно, никогда не увидят лучшей жизни.
"Впрочем, - сказал себе Митенька, - у них нет даже оглядки на это, они просто неспособ-ны увидеть убожества своей собственной жизни и всего, что их окружает".
Но тут он вдруг вспомнил, что не знает, куда он едет и куда везет его Митрофан, сидевший перед ним на козлах и мирно, беззаботно оглядывавшийся по сторонам. Митенька забыл сказать, что ему нужно к Левашевым. И он было хотел спросить Митрофана, куда он его везет, но его вдруг охватила лень и неохота заводить с Митрофаном разговор. Потом, раз Митрофан не спра-шивал и иногда поворачивал лошадей то направо, то налево на перекрестках дорог, значит, он знал, куда едет.
А Митрофан не спрашивал потому, что хозяин, конечно, знает, куда едет. И раз он не оста-навливает его, Митрофана, значит, он едет правильно. Он только иногда задумывался несколько перед каким-нибудь новым поворотом и все ждал, что вдруг он ошибется и хозяин крикнет: "Не туда, пошел налево".
Но, как это ни странно, очевидно, он ни разу не ошибся и чутьем угадывал правильную дорогу, так как ни разу не услышал у себя за спиной окрика хозяина, что не туда поехал. И чем дальше, тем он смелее чувствовал себя там, где встречались повороты или расходились дороги, и сворачивал на ура куда попало.
А хозяин иной раз, оглянувшись кругом, думал: "Куда это его нелегкая занесла?" Но сейчас же ему приходила мысль, что, может быть, Митрофан выбирает кратчайшее расстояние.