Русь и монголы. Исследование по истории Северо-Восточной Руси XII–XIV вв.

События, предшествовавшие Куликовской битве, в литературе принято рассматривать, как правило, с масштабным обобщением происходившего на Руси, в Орде и Литве в 60–70-х годах XIV в. Но при этом иногда растворяются детали, которые являются отнюдь не лишними при составлении общей картины кануна Куликова поля.

Один из таких сюжетов связан с московскими внутриполитическими делами, которые имели и внешнеполитический выход. Речь в данном случае идет об отношениях князей-Калитовичей с московскими тысяцкими.

В литературе они преимущественно трактуются как борьба за власть между московскими боярскими группировками, а также между князьями и боярами-тысяцкими. В конечном итоге, упраздняя институт тысяцких, верх одерживают князья. Здесь ряд ученых видит одновременно и победу княжеской власти как монархического института над тысяцкими как представителями сохранявшейся вечевой стихии.[1456]

Но в этом внутримосковском княжеско-тысяцком противостоянии замечается и несколько иной уклон, выводящий нас на ордынскую тематику. В целом, и о таком повороте дела писалось, но в контексте более широком, без особой акцентации.[1457] Вместе с тем, выделение этого вопроса в самостоятельную плоскость позволяет уточнить некоторые обстоятельства, предшествовавшие Куликовскому сражению. Однако для этого необходимо вернуться на два десятилетия назад.

Под 1356 годом ряд летописей помещает следующее известие. «Тое же зимы на Москве вложишеть дьяволъ межи бояръ зависть и непокорьство, дьяволимъ наоучениемь и завистью оубьенъ бысть Алексии Петрович[ь] тысятьскии месяца февраля въ 3 день, на память святаго отца Семеона Богоприемьца и Анны пророчици, въ то время егда заоутренюю благовестять, оубиение же его дивно некако и незнаемо, аки ни отъ ко [го] же, никимь же, токмо обретеся лежа на площади». Сообщаются и некоторые обстоятельства убийства московского тысяцкого Алексея Петровича Хвоста: «Неции же рекоша, яко втаю светъ сотвориша и ковъ коваша нань и тако всехъ общею доумою, да яко же Андреи Боголюбыи отъ Кучьковичь, тако и сии отъ своеа дроужины пострада». Наконец, следует и недвусмысленный намек на заговорщиков и исполнителей преступления: «Тое же зимы по последьнемоу поути болшии бояре Московьскые того ради оубииства отъехаша на Рязань съ женами и зъ детьми».[1458] Статья 1358 г. Никоновской летописи уже называет их имена, связывая с деятельностью московского князя: «Князь велики Иванъ Ивановичь, внукъ Даниловъ, прииде изо Орды, и перезва къ себе паки дву бояриновъ своихъ, иже отъехали были отъ него на Рязань, Михайло и зять его Василей Васильевичь».[1459] Л.В. Черепнин замечает, что последний, «как можно думать, — Вельяминов, бывший тысяцкий Семена Ивановича».[1460]

Сравнивая приведенную летописную информацию с текстом договорной грамоты Семена с братьями (датируемую 1350–1351 гг.), Л.В. Черепнин предлагает понимать «характер боярских интриг как соперничество сторонников ордынской ориентации, — с одной стороны, сближения с Литвой — с другой за руководство военными силами Московского княжества».[1461] Не случайным было и бегство Василия Вельяминова именно в Рязань, ибо «Рязанская земля была тесно втянута в орбиту влияния, с одной стороны литовского, с другой — ордынского».[1462]

Таким образом, пребывание и деятельность на посту московского тысяцкого прямым образом можно связывать с внешнеполитической ориентацией правящего московского князя. Известно, что Семен Иванович проводил политику в интересах Орды,[1463] а «близкий ко двору князя Ивана Ивановича» боярин Алексей Петрович Хвост был «противником военно-политического руководства со стороны князя Семена Ивановича» и, не будучи еще тысяцким, но «пользуясь покровительством князя Ивана Ивановича, вел интриги против его старшего брата».[1464] При Семене Ивановиче тысяцким был известный по договорной грамоте Василий. «Надо думать, — полагает Л.В. Черепнин, — что это Василий Васильевич Вельяминов».[1465]

Однако, «после смерти в 1353 г. Семена Алексею Петровичу удалось восстановить свое положение.[1466] В 1357 г., как видно из летописного известия о его насильственной смерти, он был тысяцким. Можно предполагать, что в своей борьбе за власть Алексей Петрович находил опору в среде горожан, чему не могла не содействовать его оппозиция политическим мероприятиям покойного князя Семена Ивановича, в интересах Орды усиливавшего налоговый гнет».[1467]