– В Брянске он меня, вестимо, достать не мог – руки коротки! Но на батюшке вздумал вымещать. Однова прислал к нему своего дьяка, и тот сказал, что незаконно мы будто бы володеем нашей вотчиной и что князь-де велит отселева съезжать. Вестимо, отец его изругал и велел гнать со двора, но три дня спустя его схватили и бросили в Карачеве в яму. Мать сразу же прислала весть о том в Брянск, и я, не теряя часу, поведала все без утайки нашему князю. Дмитрей Ольгердович человек добрый и Святослава к тому же не жалует. Он меня обнадежил, а сам тотчас поехал в Карачев. Что он говорил Святославу, – не ведаю, но только тот родителя сразу же ослобонил и с той поры нас больше не тревожил.
– А ныне он знает, что ты снова здесь?
– Я отсель никуда не кажусь, но, должно быть, знает: совесть у него кругом нечиста, а потому соглядатаев да доводчиков он завел повсюду. Только минуло с того времени боле восьми годов, и, видать, позабыл он обо мне. Да и стар уж стал, ему ноне под шестьдесят.
– А с мужем своим ты так и не слюбилась?
– Так и не слюбилась, Иван Васильевич. Попервах жили мы ладно, и я было начала привыкать к нему, но крепко он пил и во хмелю бывал мерзок. Однажды, эдак напившись, он меня ударил и с того часу стал мне ненавистен. Хотя он после в ногах у меня валялся и николи больше пальцем не тронул, даже грубого слова не сказал, а забыть того ему не могла до самой его смерти.
Карач-мурзу глубоко взволновал рассказ Ирины, побуждая и его к откровенности. Но в этот самый миг подошел Михаила Андреевич, и разговор их на том прервался.
*Дьяк – чиновник, писец.
**Доводчик – доносчик.
Глава 28
На рассвете следующего дня радостно возбужденный Павел Софонов, разбудив Карач-мурзу, сообщил, что крупный лось находится на той самой, удобной для охоты поляне, о которой он в прошлый раз говорил, и что ежели боярин не хочет упустить случай, – надо выезжать немедля, пока зверь не ушел. Сам Павел и его неизменный товарищ по охоте, молодой крестьянин Евсей, были уже в полной готовности. Карач-мурзу уговаривать не пришлось, а узнав о их сборах, решил ехать и старик Софонов. Через полчаса все четверо, вооруженные рогатинами, с луками и колчанами стрел за плечами, уже выехали из ворот усадьбы и, придерживаясь берега протекавшей поблизости реки Снежети, углубились в лес.
Солнце лишь недавно взошло, и его неяркие, пологие лучи, разбегаясь по верхним ветвям деревьев, оставляли в густой тени вьющуюся сквозь заросли дорогу; справа, между темными стволами и молодой порослью, то и дело проглядывала плотная, белесая стена стоявшего над рекой тумана, а придорожная трава от росы казалась заиндевелой. Утро было свежо и величаво, природа встречала его почтительным безмолвием, которого не нарушали и охотники. Верст пять они проехали гуськом, нахохлившись от утренней прохлады и почти не глядя по сторонам. Наконец ехавший впереди Павел остановился.
– Уже недалече, – сказал он вполголоса. – Тут надобно оставить коней и дальше идти пешки, да потише.
Привязав лошадей к деревьям и соблюдая полную тишину, все четверо двинулись вперед, приближаясь к реке. Пройдя шагов триста, они вышли на опушку, и перед ними открылась широкая речная излучина, как бы петлей охватывающая поросшую кустарником поляну, соединенную с береговым склоном узким, сажен в пятнадцать, перешейком, на котором кое-где стояли одиночные нетолстые березы. Противоположный берег реки был высок и крут, – таким образом, место это было для охоты действительно бесподобным, ибо любому зверю, забредшему на поляну, – даже, как лось, умеющему хорошо плавать, – уйти с нее можно было только через перешеек, на котором ждали его охотники.
Здесь все остановились, и только лишь Павел, пригибаясь к кустам и стараясь ступать бесшумно, двинулся дальше, в глубь поляны. Возвратился он минут через десять, но уже идя во весь рост и не соблюдая особой тишины.
Тут сохатый, – поведал он. – Только нас он уже слышал. Это такая тварь, – пояснил он Карач-мурзе, – что носом и за десять сажен ничего не чует, видит и того хуже, зато ухи у него – будь здоров: за версту услышит, как ты дыхнешь!
– Ну и что он там? – спросил Михаила Андреевич. – Залез, аспид, аж у того края в самую гущину кустов и стоит. Одни роги торчат.
– А стрелой его достать не можно?
– Где там! Я же говорю: только кончики рог видать.
– Что же делать станем?
– Надобно выгонять его оттеля. – А может, там его и возьмем?
– Не выйдет: пока полезем скрозь кусты, он, не будь дурак, махнет сюды, да и поминай как звали!