Русь и Орда (СИ)

— Вылазка… Татары! Татары идут!!!

До Ефима окончательно дошел смысл отзвука «та-ры» с реки — а мгновением спустя голова вспомнил и о витом турьем роге, висящем у него на груди. Спохватившись, он прижал к губам его костяное острие — чтобы тотчас протяжно, гулко затрубить, пробуждая лагерь русичей ото сна!

Тревожно закричали дозорные — в шатрах же послышались испуганные вопли только-только проснувшихся воев, не совсем понимающих, что и происходит… А между тем, летящие из распахнутых ворот крепости татары успели проследовать уже добрую четверть пути, разделяющего их с лагерем русичей — и поток всадников, рассыпной лавой летящих к невысокой стене из саней, лишь ширится с каждым мгновением!

— Что-то многовато поганых-то…

Вылазка застала пушкарского голову в стороне от дозоров, на полпути от двух постов ушкуйников, ныне спешно натягивающих тетивы на свои самострелы. И Ефим со всех ног бросился назад, к дозору, в десяти шагах от которого стоит укрытый войлоком тюфяк! Ведь неизвестно, кто быстрее до него доберется — всполошенный тревожной побудкой расчет, или бывший десятник дружинных?!

Но как бы споро не бежал Ефим Михалыч к трофейному тюфяку (князь иногда кличет его бомбардой), конные татары скачут все одно быстрее: уже и треть пути они миновали от ворот до границы стоянки русичей! Вдруг впереди неожиданно громко бахнул тюфяк, стоящий прямо напротив ворот. Бахнул мелким железным и каменным крошевом, мудрено именуемым князем Федором «картечью»! Но выстрелил дозорный расчет слишком рано: каменное ядро уже достало бы до ворога, а вот картечь пока нет… Лишь бы теперь успели перезарядить бомбарду, балбесы!

…Последние шаги до тюфяка Ефим Михалыч буквально пролетел, вскинув над головой легкий степняцкий калкан, по обыкновению запасливого гридя прихваченного в дозор. Ведь сверху на русичей, спешащих встать у стены сцепленных саней, уже посыпались срезни и прочие татарские стрелы! И некоторые находят свои цели среди воев Рязанской земли… В ответ, правда, дружно хлопнули тетивы самострелов: дозор решил подпустить ворога поближе и бить наверняка, прицельно. Так что с десяток легких татарских скакунов тотчас полетели на снег вместо со всадниками, смертельно раненые тяжелыми арбалетными болтами! Но остановить накат остервенело летящих к стоянке русичей степняков этот жиденький залп, конечно, не смог…

Впрочем, вдогонку ему уже запели тетивы рязанских и пронских лучников, успевших встать у «стены». Захлопали самострелы также подоспевших на помощь своим повольников — хорошо трофейное оружие фрязей, да только перезаряжать его долго! И стрельцов русичей все одно куда меньше, чем у ворога, в разы меньше — а обстрел поганых становится гуще и плотнее с каждым ударом сердца… Грозно гудящими шмелями шелестит оперенье падающих с неба стрел, совершенно невидимых в ночи! И трижды дернуло калкан Ефима прежде, чем тот поравнялся с тюфяком, до которого не успел покуда добраться пушкарский расчет…

— Ну, твари! Сейчас накормлю вас картечью!!!

Действия головы отточены до совершенства или «автоматизма» — как иногда, забывшись, скажет князь… Под плотным войлоком был укрыт не только тюфяк, но и «картузы» (мерные заряды огненного зелья), и отдельный пороховой рог, и прибойник с пальником. И Ефим спешно забил первый картуз в ствол бомбарды, утрамбовал прибойником — после чего проткнул его иглой-протравником сквозь запальное отверстие. Затем голова спешно сыпанул сверху из рога немного черной смеси огненного зелья — а после попытался схватить добрую горсть картечи из стоящей подле кадки… И злобно выругался от боли и удивления: нерадивые пушкари допустили, что в кадку попал снег — и каменное крошево смерзлось! А может, оно смерзлось само по себе… Так или иначе, голова лишь порезался о сломанный пополам гвоздь-ухналь, торчащий из кучи щебня — после чего растерянно оглянулся по сторонам в поисках каменных ядер… И также не обнаружил их в темноте — чувствуя при этом, как все чаще, все сильнее бьется в груди встревоженное сердце!

— Стрелы! Сюда дай свой колчан, бегом!!!

Начальственный рык стремительно звереющего головы произвел впечатление на рязанского лучника, неосторожно приблизившегося к тюфяку — и после недолгих колебаний он протянул Ефиму свой колчан. А голова пушкарского наряда, вовремя вспомнивший ночной бой на пристани Азака, тотчас забил в ствол бомбарды добрую половину стрел из колчана стрельца! При этом тревожно посматривая на их широкие наконечники, оставшиеся торчать из жерла тюфяка, лишь холодно поблескивая наточенной сталью… Князь в свое время использовал болты самострелов, те были-то короче… Но прочь сомнения! Наведя ствол пушки на татарских всадников, приблизившихся уже на полсотни шагов (!), голова чуть приподнял его так, как если бы целился в ворога, паля картечью… После чего высек огнивом целый сноп искр прямо на огненное зелье — осознав, что запалить фитиль на протравнике просто не успевает!