Русь и Золотая Орда

Какое-то время противники Дмитрия не смели выходить из-под его воли. Для сохранения за собой родовых уделов они вынуждены были принимать участие в его походах против прежних союзников, в том числе и Великого Новгорода, с которым у них были крестоцеловальные грамоты. Князь Андрей не успокоился. По прошествии некоторого времени (1285 г.) он навел на Русь очередного ордынского царевича, но тот перед лицом превосходящих сил, собранных русскими князьями, вынужден был отступить. Дерзость эта сошла с рук Дмитрию и его союзникам, так же как и остались безнаказанными действия жителей Ростова, разграбивших в 1289 году татарские имения.

Однако все изменилось с возвращением на золотоордынский трон вероломного Тохты, решившего «в пику» Ногаю (кстати, именно с его помощью он возвратил себе ханский престол) восстановить свое влияние на СевероВосточную Русь. Этим воспользовались Андрей и другие русские князья, недовольные великим князем. Они отправились целой делегацией в Орду (1292 г.). Результатом их договоренности с Тохтой стала страшная Дедюнева рать. Погром, по оценке летописцев, оказался ничуть не меньшим, чем от нашествия Батыя. Были разграблены и опустошены все крупные города Северо-Восточной Руси вплоть до Волока-Ламского. Не избежали подобной участи и церкви. Лишь Новгородская волость уцелела, сумев откупиться от татар «дарами великими» и признав Андрея своим князем.

ОРДА. Следует подробнее сказать о внутритатарских делах. 60-е годы ХIII века ознаменовались интенсивным процессом распада империи Чингисхана, начавшимся с ожесточенной борьбы между улусом Джучи (Волжская Орда) и улусом Хулагу (территория Ирана) и получившим свое продолжение в дальнейшем «расщеплении» государственного устройства.

В первую очередь нас интересует, конечно же, Волжская Орда. Почему? Об этом по ходу повествования. Так вот, в середине 60-х годов в Северное Причерноморье из Сарая прибывает темник Ногай, который закрепившись в устье Дуная и имея значительные воинские силы, решает проводить там самостоятельную политику, опираясь на соседей – князей Юго-Западной Руси и византийского императора. С последним он породнился, взяв в жены его побочную дочь. К 70-м годам у Ногая сложилась своя сфера влияния, охватывающая Галич, Владимир-Волынский, Переяславль, Чернигов, Киев, которую он ревниво оберегает от вмешательства ханов Золотой Орды, к тому времени раздираемой нескончаемыми дворцовыми заговорами и переворотами. Постепенно влияние Ногая распространяется и на Северо-Восточную Русь. (О сыне Александра Невского Дмитрии мы уже говорили.)

Таким образом, история как бы повторилась. Сначала за Русь соперничали великий хан и хан Волжской Орды, теперь же за нее боролись владыки Волжской и Дунайской Орды. К сожалению, повторилось и поведение русских князей. Как и прежде, они не смогли извлечь выгоду из междоусобной борьбы своих угнетателей, а посему ублажали то одну, то другую противоборствующие стороны, соответственно испытывая на себе недовольство то Ногая, то Тохты.

Характерно, что именно в это время русские войска более часто привлекались ханами для участия не только во внутритатарских междоусобицах, но и в карательных походах против ранее покоренных, а теперь взбунтовавшихся народов. История не повествует нам об участии русских в военных предприятиях татар во времена Ярослава Всеволодовича и Александра Невского. Известно лишь, что Невский в свой последний приезд в Орду добился освобождения русских земель от такой повинности. Само упоминание об этом, как о выдающемся достижении князя, свидетельствует, что подобная практика была и что она тяготила Северо-Восточную Русь. О том же гласит и молва, прославлявшая Глеба Белозерского, умершего в 1277 году, который «пользовался отменною милостью Ханов и служил им в войнах усердно, чтобы тем лучше служить отечеству, ибо угнетаемые Монголами Россияне всегда находили заступника и спасителя в великодушном Глебе». Выходит, повоевали мы, видимо, «во славу татарского оружия» предостаточно. Но летописи молчат по этому поводу, видимо, по той простой причине, что хвастаться тут нечем, если не считать такое историческим позором.