Русь моя неоглядная

Позади 30 лет службы в Советской Армии: двенадцать из них прослужил в морской авиации, столько же – в зенитно-ракетных войсках (ЗРВ), шесть лет был пропагандистом истребительной авиационной части. После окончания училища, и 1950 году, прибыл в авиационную бомбардировочную минно-торпедную часть. В памяти запечатлелась картина: командир построил часть для представления молодых офицеров личному составу, на его мундире не было свободного места – вся грудь в орденах, шведские, норвежские, английские ордена висели ниже пояса…

Механики самолетов и стрелки-радисты призыва 1944–1945 годов продолжали еще службу. Это была дружная авиационная семья. В феврале отправили на завод для переучивания и получения новой реактивной техники. Морозы стояли жесточайшие. Валенки мне выдали большего размера, и я вскакивал в них с ботинками. На морозе ботинки промерзали и издавали такой жуткий скрип, что открывались все двери, и сотрудницы заводоуправления, в основном молодые девушки, высыпали в коридор и, как оказалось, думали: «Совсем молодой авиатор, а уже на протезах». Перед нашим приездом у них выступал Маресьев…

Как только первые два самолета были «доведены до ума», их срочно перегнали на Дальний Восток. Был оборудован ледовый аэродром.

На другой день после посадки самолетов разыгралась снежная буря, снег так густо выпал, что даже в 2–3-х метрах ничего не было видно. На вторые сутки снег шел густо, но ветер стих. Вызывает меня майор Клочан и говорит: «К ледовому аэродрому пробовала пробиться машина для смены караула, но не смогла, они готовятся выйти туда пешком. Может, ты на лыжах сходишь и посмотришь состояние самолетов, а заодно и снег с плоскостей сгребешь». Хотя до ледового аэродрома путь чуть более 3 км, добирался я часа два.

Когда нашел место стоянки самолетов, то увидел, что из-под снега торчат только верхушки килей самолетов. Стал окликать часового. Думаю: «Не дай бог, начнет стрелять». Нигде никого нет… Знаю, что у самого берега стоит сбитое из досок временное караульное помещение, но его полностью занесло снегом, торчал только кончик железной трубы от печурки. Смотрю: из трубы штык показался. Хорошо, что с собой взял деревянную лопату, давай откапывать. Оказалось, ночью часовой зашел в караульное помещение, чтобы погреться, да и вздремнул, а к дверям, которые открывались наружу, до самого верха намело снега. Сидели, ждали смену караула… Только при возвращении домой встретил группу солдат на лыжах с санками, идущих на смену.

В авиации, в том числе и морской, основа основ – полеты, полеты, полеты. Полеты штабом планировались на каждые сутки.

Мы, молодые офицеры, жили уплотненно в бывшем парашютном классе, бревенчатом барачном помещении, продуваемом и промерзаемом, но, как говорят, в тесноте, да не в обиде. Спал я полтора года на третьем ярусе… Будни армии – это и хорошо организованный отдых. Проводили спортивные праздники, были участниками самодеятельности и выступали на кораблях и базах, бегали на танцы за 12 км зимой по льду бухты. Много читали, занимались самообразованием, готовились к поступлению в академию. Тогда приобрел верных друзей: Сашу Падалко, Бориса Швидченко, Алексея Травина, Николая Матыщина.

Погода нас не баловала, особенно весной. Туман возникал мгновенно и в течение 10–15 минут мог закрыть весь аэродром. Поэтому на лето для совершенствования летной подготовки вылетали на другие аэродромы Дальнего Востока.

В 1950–1953 годах американцы зачастую нарушали и воздушные, и морские границы на Дальнем Востоке. Военные корабли бороздили нейтральные воды. Бомбардировщики висели у южной оконечности Сахалина.

Мы несли боевые дежурства. Из снега лепили домики около самолетов, которые согревали своим дыханием. Мы, инженерно-технический состав, могли двигаться, а каково было летчикам высиживать в кабинах!

После перевода на Кавказ началась служба там. Когда предложили служить в Западной Грузии, то с радостью согласился, посмотрев в энциклопедии, что это край цитрусовых плантаций. «Точка» располагалась посреди поляны, заросшей травой, напоминающей длинные вязальные спицы, а кругом болото, болото с плотной стеной ольшаника, перевитого лианами. Несколько дощатых домиков, стоящих на сваях. Домик разделен на четыре комнаты, и в каждой комнате – семья. Доски рассыхались, и образовывались щели в палец шириной, которые заклеивали обоями. Через дырявую крышу было видно звездное небо. Детей возили в школу на бортовых машинах за тридцать километров.

В группе были в основном ребята из Средней Азии, русского языка почти не знали, поэтому заниматься с ними боевой подготовкой было очень трудно. На политзанятиях учил их и русскому языку, и истории, и географии, и политике Советского государства, и интернационализму. Работа очень сплачивает коллектив. Через два года группа стала отличной.

Я был назначен замполитом боевого подразделения. У замполита забот много: и накормить, и вымыть, и развеселить, и обеспечить дисциплину, высокий морально-политический уровень солдат и офицеров…