Русь моя неоглядная

Как-то в дачном поезде Евдокия подслушала разговор, что какая-то молодуха отравила своего мужика мухоморами. Судили, дали условно пять лет. Соседи подтвердили, что мужик пьянствовал, издевался над детьми, избивал ее. Евдокия на другой день побежала в дальний старый глухой лес, где мухоморов росло тьма-тьмущая. Выбирала самые ядреные. Притащила домой. Нажарила огромную сковороду, не пожалела сметаны, подала к столу. Налила стопочку. Пантелей удивился, спросил: «По какому поводу такая щедрость?» На что Евдокия ответила: «У тятеньки сегодня день рождения, сто лет бы ему было, давай помянем». Себе налила стопочку и заторопилась: «Корова еще не доена». Пантелей налил еще стопочку и подчистил сковороду. Раскраснелся, пот градом катился по лицу. Забежала Евдокия посмотреть, живой ли Пантелей. Тот привстал, помолился, пошел к кровати, на которую с год не ложился. Прилег и захрапел. Евдокия испугалась: «Господи, что я наделала, умирает старик, прости меня грешную». Присела рядом.

Среди ночи Пантелей зашараборил, обхватил Евдокию и давай ласкать. Евдокия радовалась и думала: «Хорошо, что накормила мухоморами, наладилось дело у старика».

Фермер

С 1980 года мы, бывшие жители родной моей деревни Чебыки, ежегодно в последнее воскресенье июня съезжались на «День Деревни». Встреча проходила на поляне под березами, где в бытность колхоза «Красная Звезда» народ собирался на мероприятия, а в старину – на игрища. Я заранее оповещал всех. В лесничестве договаривался о машине. В день праздника делал несколько рейсов на станцию Григорьевскую, отвозил пожилых односельчан. Молодежь отправлялась своим ходом, оглашал баяниста и трубача. Труба звонко пела «Слушайте все», и звук ее с высокого косогора летел на десятки километров по долине реки Ольховки. Я выступал с памятным словом о первых жителях деревни, перечислял поименно тех, кого уже не было с нами, и под удары в рельс – павших на полях сражения за Отчизну.

Заканчивал свою речь поэмой «О Чебыках», последние строки читал с пафосом:

Как хочется собрать
На «день Чебык» всех вместе
И поклониться прадедам и дедам,
В которых корень наш,
Наша святая память,
Чтобы помнили истоки наши,
Наш отчий край.
Зову, зову родную кровь
К священной памяти
На «день Чебык».

Затем шли тосты в память о родных и близких и делах житейских. Люди сетовали, что земля дедов и прадедов наших заброшена и некому за ней ухаживать. Места эти божественно прекрасны. Каждый говорил: «Эх, кто-нибудь взялся возродить эту землю».

Анатолий, внук дяди Мити, в своих выступлениях критиковал Советскую власть, что она не дает ему развернуться, что если бы было можно, он оживил эти косогоры, вдохнул бы в них жизнь. Анатолий брал гитару, и народ примолкал, и он пел песню о Чебыках:

Разъехалась деревня,
Давно уж нет Чебык…
Остался лишь, как прежде,
На Родине родник.
Не мог он оторваться,
Как с дерева листок,
Не мог он с ней расстаться
И бросить свой исток.
Приду в Чебыки в начале лета,
Приду в Чебыки в начале дня,
Приду с сыновьим приветом
К тебе родимая мать-земля.
Приду с сыновьим приветом —
Настасьин ключик, напои меня!

Молодежь рассаживалась в кружок вокруг и начинала подпевать, когда замолкал, то его просили спеть «Настасьин ключик».

И так каждый год мы, бросившие родные очаги, с тоской и болью собирались на наше пепелище, где души наших предков витали над родными очагами.

Черный 1991 год. Разрушение одного из великих государств планеты, смена политического строя, распад экономики, развал колхозов и совхозов. Право на аренду земли, идея нового землепользования захватила Анатолия. Бросает интересную работу инженера-строителя огромного свиноводческого комплекса, около которого вырос современный городок Майский. Берет в аренду Чебыкские косогоры, как наиболее плодородную землю.

Оформил ссуду на 50 тысяч. Закупил трактор-колесник, парую машину ЗИЛ-130, плуги, бороны, семена.