Русь нордическая

А еще всезнающие стрельцы сказывали, что подземный город тот лопарский совсем недалеко от Колы находится. Только вот под какой горой именно — сказать трудно. Лопари про то никогда и никому не скажут, стрельцам же знать сие вообще вроде бы ни к чему. Но говорят, проход в подземный город незаметен, не всякому он открывается, а перед чужими да лихими людьми и вовсе исчезает. Указывает вроде бы на то заколдованное место огромный камень на бесовских ножках (по-лопарски сейдом именуемый). Да разве нужный отыщешь: здесь таких камней-сейдов хоть пруд пруди.

«Ну, насчет того, что никому и никогда не скажут; это мы еще посмотрим, — сразу же заключил про себя воевода. — И не у таких плюгавцев языки развязываются, когда раскаленными щипцами им мясо от костей начинают отдирать». И, действительно, первый же лопарь, коего стрельцы доставили с выселок, заговорил тотчас же, как только к его носу поднесли нагретое до красна железо. Он указал и на ничем не примечательную сопку на берегу залива, и на камень-сейд на ее вершине, возле которого, по его сведениям, и находится проход под землю.

Посланный стрелец добрался до макушки горы и, вернувшись назад, сообщил, что вроде бы да — есть там какая-то щель, но залазить в нее он не стал. («Вот только могли ли пролезть туда сундуки?» — подумалось Аверкию Палицыну.) Тем не менее решено было не торопиться, снарядить как следует отряд и через день-другой с веревками да лопатами подняться к сейду-указателю. Так и поступили. Лопарь-проводник, пока шла подготовка, просидел на воздусях, прикованный цепью к колоде, а когда тронулись в путь, зашагал впереди отряда. Каково же было удивление и аборигена-вожатого, и царского воеводы, и привычных ко всему стрельцов, когда там, где два солнечных круга назад [147] возвышался отовсюду заметный сейд, они обнаружили пустое место…

И вот теперь вышедший из себя воевода готов был обрушить всю накопившуюся ненависть на несчастного лопаря, для которого исчезновение сеида было, разумеется, неизбежным следствием вмешательства высших сил, препятствовавших неправедному делу, но к которым он лично не имел никакого отношения. Впрочем, это мало заботило воеводу: для него все это погрязшее в язычестве дикое племя неотделимо было от козней дьявола, избравшего своим очередным поприщем полнощные края Московского государства.