Русь от нашествия до «ига». 30–40 гг. XIII в.

Уже летом 1236 г. Михаил с бежавшим к нему Изяславом Мстиславичем подготовили новый поход на Волынь, в котором, наряду с галичанами, должны были участвовать Конрад Мазовецкий и половцы. Формальной причиной нового похода стало требование освободить заточенных во Владимире Волынском Болоховских князей. Согласиться с таким ультиматумом, сохранив лицо и репутацию, Даниил не мог, но и к вооруженному противостоянию он был явно не готов. Значительных воинских контингентов на Волыни не осталось, киевские войска и торки уже отошли домой, а географический размах военных действий ожидался весьма обширным (от польской границы до степей киевщины) и предполагал участие массы подвижных боевых подразделений. Князю оставалось только рассчитывать на стойкость своих крепостей и верность гарнизонов, уповая на скорую и внушительную помощь киевского союзника, а также на обыкновенное чудо. Последнее, согласно Галицко-Волынской летописи, волынский князь и упоминал в своих молитвах[110].

И спасло положение действительно чудо, подготовленное, судя по всему, Владимиром Рюриковичем и неожиданное как для Михаила Всеволодовича, так и для Даниила Романовича. В то время, когда черниговский князь уже выступил к волынской границе и ожидал подхода к себе других участников, пришла весть об измене половцев. Привлекая кочевников, союзники полагались на возможности Изяслава Мстиславича, которого степняки неизменно поддерживали и которому помогали. Однако ситуация переменилась. Владимир Рюрикович, находясь у половцев в качестве пленника, сумел не только обеспечить свое возвращение в Киев, но и каким-то образом склонить кочевников к союзу[111]. Примечательно, что даже Изяслав не подозревал о подобном повороте событий, чем немало подвел всю польско-галицко-черниговскую коалицию: «Половци же придоша в землю Галичькую не восхотеша ити на Данила, вземшю всю землю Галичьскую, возвратишася»[112]. Действия степняков произвели эффект разорвавшейся бомбы. Те силы, которые Михаил считал своим решающим аргументом против Даниила, внезапно повернулись против него самого. Все галицкие войска немедленно вернулись в свою столицу и заперлись в ней. Конрад Мазовецкий, брошенный один на один с Романовичами, был повергнут в шок осознанием того, какую внешнеполитическую ошибку он совершил, ввязавшись в союз с Черниговом-Галичем. Из всех союзников поляки единственные, кто в эту кампанию уже успели повоевать волынские земли (около Червена). Получив известие о предательстве половцев, Михаила, галичан и Изяслава, Конрад не просто стал отходить к границам Мазовии, но, сняв свой лагерь около Холма («кде ныне градъ Холмь стоить») ночью, побежал («побеже до Ляховъ чересъ нощь»), причем, отступая, умудрился потопить часть своего войска при переправе через реку Вепрь («и топился бяшеть от вои его во Вепрю множество»)[113]. Летопись не сообщает, предпринял ли Даниил или кто-либо другой из волынской администрации какие-нибудь действия для выдворения Мазовецкой армии.

События этого похода заставили его участников решительно пересмотреть свои политические ориентиры. Для Изяслава Мстиславича это была политическая смерть: дискредитированный, он перестал быть фигурантом общественной жизни Руси. После этих событий он совершенно исчезает со страниц русских летописей[114].

Для Конрада союз с Михаилом был крупной и неоправданной ошибкой, первый и последний раз он открыто выступил против Даниила[115]. Последующие несколько лет мазовецкий князь потратил на то, чтобы найти какое-либо достойное разрешение создавшейся ситуации без ущерба для себя. Мира с Даниилом он еще не заключил, но военных действий более не вел.