Русь сидящая

Потом пришла полиция. Колюня полицию уважал, однако удивился — он вроде ее не вызывал. Лейтенант сказал, что больница при таких ранениях отбивает обязательную телефонограмму в отдел — в связи с очевидным криминальным характером Колюниных ранений. Сейчас будет розыск злодеев, Колюне надлежало являться для опознания, если поймают кого подходящего.

Колюня был удовлетворен. Рассказал лейтенанту честно все, что помнил. Зачем-то утаил про Ла-Манш — как-то Колюне показалось, что это глубоко личное, интимное переживание он унесет с собой в могилу. А может быть, когда-нибудь на корабле и в угаре он расскажет об этом одной женщине, а ей не нужна будет его маета, и сам он ей ни капельки не нужен, но она б его при этом любила б всю жизнь и тайком ходила плакать на его могилу под красивым одиноким камнем, заросшим нездешним кельтским мхом, вот так вот будет хорошо, пожалуй.

Через пару дней к Колюне в больницу пришли сослуживцы с букетом и апельсинами (и маленькой бутылочкой “Кизлярки”, которая могла бы быть и побольше), и Колюнино приключение выглядело теперь окончательно героическим. Кроме гопников, в нем теперь присутствовала одна девушка, которая слишком известна, чтобы называть ее имя, она замужем и работает отважным корреспондентом на иностранном телевидении, это не его тайна, и жене его незачем знать, так что Колюня категорически отказывается распространяться об их порочной и роковой страсти, просто когда хулиганы, вооруженные ножами, бейсбольными битами и кастетами напали на нее по политическим и идейным соображениям, Колюня разметал их, но их было восемь, так что и ему немного досталось от бандитских ножичков, но уж и попомнят они его и идеалы демократии на всю оставшуюся жизнь. А от Ордена Почетного легиона Колюня подумывает отказаться, это все же нескромно и вызовет много ненужных вопросов. А время сейчас сами знаете какое. Может быть, потом, если Колюня доживет. Что вряд ли. Ранения, знаете ли. Наверное, ему придется приобрести трость.

Шло время, Колюнины раны затянулись, он вышел на работу, похромал с тростью, купленной за хорошие деньги Колюне владельцем банка в знак их старой нержавеющей дружбы, а также из уважения иностранной телекомпании, на защиту которой встал Колюня (во что он уже и сам поверил безоговорочно), покуда он не оставил ее на кассе в магазине “Ашан” на воскресной закупке, и пропала хорошая вещь, жалко, конечно, но вот такие люди у нас, быдло и есть быдло. И вдруг Колюню послали в командировку. В Индию, на две недели.

Давно Колюню не посылали в ответственные командировки, и Колюня отнесся к мероприятию со всей серьезностью. Вот он, карьерный шанс. Правильно говорят, что после сорока жизнь только начинается. Видимо, это не только у баб происходит.

Старый банковский кадровик, подполковник ФСБ в отставке, с которым Колюня пару раз душевно надирался безо всякого повода, подошел к Колюне в столовой и аккуратно спросил его про уголовное дело. Колюня сначала не понял. Он совсем забыл про него. Ну да, там же дело открытое про нападение на Колюню, он потерпевший. А можно ему в таком статусе покидать страну на две недели? Наверняка можно, но для порядка неплохо было бы к ментам сходить, отметиться, доложиться и как-то это дело отрегулировать.

Колюня намек понял.

Колюня приобрел две бутылки виски “Блэк Лейбл” и отправился к лейтенанту.

Лейтенант встретил Колюню радушно, без кокетства принял дары шотландской земли и объяснил ситуацию:

— Смотри, Николай. Если мы кого поймаем по подозрению в совершении преступления в виде нанесения тебе телесных повреждений, грабежа и разбоя, а то и покушения на убийство в составе организованной группы по предварительному сговору, что есть “особо тяж.”, то уезжать никуда ты не будешь, а будешь принимать участие в следственных действиях, а потом сидеть терпилой в суде, что есть твой гражданский долг. Тебе это не надо. Мне ты в терпилах тоже не нужен, ибо висяк висяком твое дело. Но закрыть его я не могу. Телефонограмма из больницы зарегистрирована. Значит, есть дело. Нельзя его просто так взять и закрыть. Хотя нам с тобой обоим и хочется. Давай обдумаем варианты.

Думать стали вечером, по окончании рабочего дня, когда никто думать уже не мешал, а Колюня вернулся к душевному лейтенанту уже по-свойски, с беленькой, бородинским, упаковкой пластиковых стаканов и большой банкой прекрасной сельди иваси, в этом Колюня знал толк. Здоровенную жестяную шайбу с селедкой, дар дальневосточного филиала банка, Колюня приберегал на Новый год, но чего уж там, дело есть дело. Консервного ножа в лейтенантском хозяйстве не нашлось, но кому нужны эти дамские штучки, когда серьезные парни собираются взять мозговым штурмом очередную жизненную вершину. Колюня порезал бородинский, вытер ладный и удобный хозяйственный нож и вонзил лезвие в край жестяной банки. Лезвие вошло хорошо, из разреза показался рассол, в кабинете лейтенанта запахло призывно и томяще. Колюня вогнал нож еще раз и потом еще. Лейтенант наблюдал за движениями Колюни с возрастающим вниманием.

— Нашел. Нашел! Сейчас закроем дело.