Русь. Том I

— Сюда, сюда, пожалуйте, — сказал Житников, показывая направление, ближайшее к собаке. — Да замолчите вы, нет на вас погибели! Разбрехались, когда не надо.

— Зашел проведать вас, — сказал Дмитрий Ильич неловко, так что Житников, очевидно, понял, что он зашел не за тем только, чтобы проведать.

— Милости просим. Башмачки не запачкайте.

Они прошли в дом. Хозяин куда-то скрылся на несколько минут, очевидно — распорядиться насчет самовара.

Дмитрий Ильич, сев на стул у окна, обежал взглядом комнату. Здесь все было так же, как и в прошлый раз: так же горели неугасимые лампады в образном углу; стояли на божничке в темном паутинном углу бутылки со святой водой, завязанные тряпочками и с привязанными, как в аптеке, к горлышкам бумажками, на которых было написано, от какого праздника вода.

А около икон был приколот булавкой к бумажным, засиженным мухами обоям печатный лист, на котором были написаны с красными заглавными славянскими буквами двенадцать добродетелей христианина. Этого Дмитрий Ильич в прошлый раз не видел.

— Ну вот, сейчас самоварчик поставят, — сказал Житников, входя в комнату, потирая руки и приятно улыбаясь.

За прихлопнутой дверью маленькой комнаты послышалось глухое ворчанье. Житников не обратил на него никакого внимания.

— Напрасно беспокоитесь, — сказал Воейков, — я не хочу чаю.

— Нет, без чаю неловко, — возразил Житников, перестав потирать руки, но не распуская их, стоял перед гостем, слегка наклонившись вперед и все так же приветливо улыбаясь.

Самовар — это первое, к чему он бросался, если заезжал какой-нибудь гость из чужой среды. Без самовара он не знал, что с ним делать, о чем говорить.

— Ну, как у вас дела идут? — спросил Дмитрий Ильич с некоторым стеснением.

— И не говорите… — сейчас же торопливо отозвался Житников; он сел против гостя и, держа сложенные руки на коленях, сохранял прежнее наклоненное вперед положение, выражающее готовность и предупредительность хозяина к гостю. — Время такое плохое, тяжелое, что не дай бог, — продолжал Житников, таинственно понизив голос до шепота.

— А главное, народ скверный, — заметил Митенька.

— Про народ и не говорите: воры, мошенники, лежебоки. Он и не думает о том, как бы хозяину побольше заработать, а только норовит украсть, объесть вас да еще нанахальничать. Прежние рабочие, бывало, за хозяйскую копейку готовы в огонь были броситься, а теперь только о своей утробе думают.

— Ну, это-то, положим, естественно, что они о себе думают, — сказал Дмитрий Ильич, точно ему вдруг стало неприятно разговаривать в одном тоне с кулаком Житниковым, — а вот хоть бы уж чужого не трогали.

— Вот именно!.. — воскликнул Житников, очевидно несогласный с первой половиной фразы, но во второй нашедший полное подтверждение своим мыслям. — Вот именно: только бы чужого не трогали, — повторил он радостно.

— Вы слышали, наверное, про мою историю с мужиками, что я на них даже в суд принужден был подать? — спросил Дмитрий Ильич.

Житников отклонился на спинку стула и замахал руками.

— Да, как же, господи. Ведь это разбой.

Дмитрий Ильич обычно, чувствуя неспособность просто и естественно говорить с рядовыми людьми о вещах практического и обыденного характера, всегда терялся, не знал, как себя держать, ощущал мучительную неловкость и потому избегал и боялся всяких встреч. Сейчас же у него разговор шел неожиданно легко, быть может, от житниковской готовности согласиться со всем, что бы Дмитрий Ильич ему ни сказал. И эта легкость сразу приподняла его, дала ему крылья. Немного только мешала мысль о том, что он должен Житникову 100 рублей и тот, наверное, сейчас думает об этом.

— Ну так вот, — сказал Дмитрий Ильич, — я просто измучился с этим народом.

— Ангел — и тот измучится, — ответил Житников.

Это сочувствие еще больше вызвало у Дмитрия Ильича чувство расположения к Житникову, и он невольно продолжал говорить в начатом тоне, чтобы еще услышать сочувствие:

— Хотел в прошлом месяце произвести в усадьбе ремонт, поправки, подновить постройки, но потом так и махнул рукой: невозможно.

— Какой там ремонт, батюшка, — сказал Житников, называя гостя батюшкой, что указывало на возникшую между ним и гостем истинную близость.

— И я, знаете ли, пришел к заключению, что хозяйством сейчас заниматься нельзя.

— Нельзя-с! — коротко, но убежденно отозвался Житников.

— Что это только сплошное испытание и мученье.

— Мученье-с! — повторил Житников.

— Мне даже пришла мысль все бросить и уехать на новые места.

Житников сразу замолчал и с каким-то иным, насторожившимся выражением, уже без неопределенной предупредительной любезности ждал более определенного выражения гостем своей мысли.

Митенька обрадовался тому духовному единению, которое образовалось между ним и Житниковым, и совсем забыл, что не в его интересах обрисовывать мрачными красками то дело, которое он хочет предложить другому.