Русь. Том II

Впрочем, вожди заявляли при этом, что, конечно, у них есть достаточно государственной мудрости, чтобы не выступать против власти, хотя она сама толкает на выступление. Но мы не можем отвечать за вождей партий, которые уже сейчас начинают волновать рабочих. Их политическая обособленность и принципиальное отчуждение от других классов общества ведут к опасным последствиям. Их нужно привлекать к общей работе, а не дразнить арестами и ссылками.

Не теряли веры в дело войны только промышленники и торговцы, которые получили громадные барыши, создавая умышленные затруднения с товарами, припрятывая их, потом выпуская по повышенной цене.

Но это была беспринципная мелюзга, которая на призыв интеллигенции быть всем Миниными набросилась, как саранча, на все хозяйственные сферы страны. Они за взятки поставляли в армию негодное мясо, перехватывали вагоны и знали только одно — деньги и деньги.

Крупные же промышленники заглядывали в будущее и готовили себе там после победоносной войны почётное место: влиять на управление страной и дать возможность свободного развития отечественному капиталу.

Они рассуждали так: если война продлится (а нужно прилагать все силы к тому, чтобы создавать общественное мнение к доведению её до победы), то при таком ведении дела рано или поздно правительство вынуждено будет обратиться за помощью ко всем живым силам страны. И тогда можно будет от него кое-что п о т р е б о в а т ь… Именно потребовать, а не просить, не убеждать, как сейчас. И в первую голову, конечно, потребовать ликвидировать немецкий капитал в России. А то с внешним немцем боремся, а внутренний сидит себе, как ни в чём не бывало.

Пробудившееся национальное самосознание в купеческой и промышленной среде заставило русских купцов гордо поднять голову и дружно призвать своих соотечественников не покупать немецких товаров. Они обещали дать те же товары, даже за более дешёвую цену, так как им «важны не деньги, а принцип первенства отечественной торговли и промышленности, находившейся до сих пор в рабстве у Германии».

Большой торговый дом Соловьёвых в Москве в декабре 1914 года первый открыл кампанию агитации, поместив в газетах объявление о том, что они с чувством глубокого удовлетворения заканчивают год по довоенным ценам и призывают русское общество бойкотировать немецкие товары.

Ликвидировав же немецкий капитал, нужно продолжать добиваться разрешения правительства переоборудовать частные заводы для военных надобностей и для помощи родине военным снаряжением. (Крупп в Германии нажил на этом сотни миллионов.)

Но власть оставалась глуха и к протестам интеллигентов и к предложениям промышленников.

— Тем лучше, — говорили промышленники. — Они сами убедятся в преступности своей политики.

— Мы предлагали все свои силы. Они их отвергли, значит, мы не отвечаем за последствия. Ведь о н и нас поставили в такое положение. Нам остается только умыть руки.

Власть молчала. И вожди, разводя руками, говорили:

— Эти люди слепы, и когда-нибудь они придут к гибели. Ведь мы же протестуем, мы уже недвусмысленно выражаем негодование, а им хоть бы что! При этом какая недобросовестность — пользоваться тем, что мы связаны по рукам и ногам честным словом и не можем выступить против них до самого конца войны. Ну что же, повторяем, что мы слагаем с себя ответственность.

LXVIII

Общество — чуткий барометр, который с величайшей точностью отражает всякое изменение в направлении высшей политики.

Когда политическим лозунгом было освобождение Европы от грубой силы германского империализма, тогда вся общественность была пропитана патриотическими настроениями.

После поражения под Лодзью энтузиастов, шедших на помощь фронту, становилось всё меньше и меньше. Подъём, с каким в начале войны собирались для солдат и раненых всякие подарки — махорка и образки с евангелиями, — этот подъём остыл почти совсем. Тем более что, когда выяснилось отсутствие снарядов, стало как-то неудобно приезжать с конфетками и образками на безоружный фронт, где люди по целым неделям гнили в окопах и их посылали на верную смерть. Неудобно было являться туда в роли добрых помещиков, привозящих рабочим гостинцев на сенокос.

Но чем меньше становилось энтузиазма, тем больше появлялось потребности веселья.

Этому способствовала и внешняя обстановка: никогда ещё не было столько лёгких и шальных денег, как в эту зиму. Деньги эти явились в результате помощи, оказываемой родине, и наживались с невероятной лёгкостью. Никогда ещё не устраивалось столько всяких вечеров, лотерей, благотворительных балов. И хотя танцевали и веселились под флагом помощи страдальцам на фронте, но на самом деле страдальцы уже надоели, и о них не думали совсем.