Русь уходящая: Рассказы митрополита Питирима

Другой пастор — в Амстердаме. По существу, столица Голландии — не Гаага, а Амстердам. Но там есть район, куда в прежние времена работникам посольства и торговых миссий не рекомендовалось заходить, — так называемый «розовый» район. Ежедневно из каналов вылавливают трупы, — бросаются туда какие–то женщины сомнительной репутации и наркоманы. И вот молодой еще пастор — ему было едва за тридцать и он имел троих детей — сказал: «А я открываю в этом районе церковь Георгия Победоносца». Я удивился: «Ты что, с ума сошел?» — «Это моя работа» — ответил он. — «Ну хорошо, твоя, но дети–то тут причем?» — «Но ведь это мои дети. Они тоже будут делать эту работу». Спустя несколько лет я снова встретился с ним. Он сказал, что вышел на пенсию, но работу свою продолжает, — в основном, по ночам, когда приходят эти разбитые в кровь женщины, накурившиеся молодые люди. «А как дети?» — «Дочь вышла замуж, а сын заканчивает факультет теологии, он уже викарий, пастор на моем приходе».

В Евангелии сказано: «Кто принудит тебя идти одно поприще — иди с ним два». Почему? Потому что проводить — это значит обеспечить безопасность. Помню, во Франкфурте, в метро провожал я свою сотрудницу в аэропорт, она немножко терялась, там очень сложные линии. Подходим к супружеской паре — пожилые немец и немка. «Это дорога в аэропорт?» — «Да–да, пожалуйста, пройдите так, потом так». Идем. Видим — они идут за нами. Садятся в поезд. Приезжаем в аэропорт. Они нам говорят: «Все, пожалуйста, до свидания!» — «Вам что–то здесь было нужно?» — «Нет, мы боялись, что вы заблудитесь!» Может быть, конечно, им некуда было спешить, но все же они пожертвовали своими делами, пошли нас провожать.

<256> В центре внимания — не буду говорить «всей» — но лучшей части западной христианской цивилизации стоит социальное служение, так называемая диакония.

Во время одной из своих поездок в Италию я побывал в церковном доме для детей, больных болезнью Дауна. Там на каждого больного по одному воспитателю — плюс обслуживающий персонал, да еще священник. Так что на 40 больных — более 100 человек персонала. Есть там один юноша, за которым ухаживают брат и сестра — оба монахи. Психически этот юноша неполноценен настолько, что его и человеком назвать трудно. У него бессмысленное выражение лица и лихорадочные дергающиеся движения. То он сидит спокойно, то вскочит, начинает хлопать в ладоши. Брат и сестра по очереди держат его на коленях, кормят с ложечки, — но при этом они путешествуют с ним по святым местам, неоднократно были и в России. Простите, много ли мы найдем в своей среде людей, отдающих себя тому, чтобы сохранить жизнь существу, которое никакой социальной пользы не приносит и приносить не может?

Когда у нас открылась возможность социального служения, мои сотрудники решили взять патронаж над домом ветеранов войны и труда. И что же? — Не выдержали! Действительно, сиделки и за высокую зарплату не всегда это выдерживают. А там это христианская обязанность. Раньше диакония была и в наших монастырях, ею занимались часто незримые, неофициальные сестричества, — тогда, когда у нас была здоровая церковная жизнь. Это то, чего нам сейчас так не хватает.

 

Такова в очень скудных и общих чертах картинка западного христианства. Мы имеем две мощные ветви, которые идут из одного корня, но, чем ближе к корню и стволу, тем больше сохраняется традиций, чем дальше — тем меньше традиций и меньше, я бы сказал, мистического элемента. Есть пороки, есть достоинства. Есть и очень глубокий интерес к нашему восточному опыту: как сумела Русская Православная Церковь за свою тысячелетнюю историю, пройдя через различные катаклизмы, сохранить свои духовные <257> ценности. Это как раз то, чего так не хватает им — при всех их достоинствах и добродетелях. Поэтому мы должны щедро делиться тем, что имеем.

Экуменические контакты

 

Вопрос об экуменизме — очень серьезный. Сказать, что я отношусь к этому явлению положительно — не совсем правда, сказать, что отрицательно — совсем неправда. Загадка такая есть: совсем лошадь + не совсем лошадь = совсем не лошадь. Ответ: конь + як = коньяк. Шутки шутками, но действительно однозначно и прямолинейно ответить невозможно.

Однажды мне довелось освящать шахту на приисках в Сибири. Меня спросили: «Вас не шокирует, если эту же шахту освятит шаман?» «Нет, говорю, нисколько, — там же и якуты работают. Но уж, пожалуйста, не вместе, чтобы один «батюшка» здесь, а другой — там». Ну, попрыгал там где–то шаман, побил в бубен — что поделать, это их корни. На одном из международных религиозных собраний видел я индейцев — в национальных костюмах, в перьях, с трубками. Выступала от них одна женщина, говорила, что они, несмотря ни на какие испытания, остались верны обычаям отцов. И столько в ней было чувства собственного достоинства, что нельзя не уважать. Это одна сторона. Но есть и другая.