Русь в IX и X веках

И также, как при нападении на Амастриду, здесь не обошлось без арабов. Как доказал А.В. Карташев [64], росы, нападая на Константинополь, выступали в качестве союзника арабов. Возникает вопрос: где могли пересечься росы и арабы? Ответ на поверхности – на торговых путях, ведущих с Каспия на восток. Для арабских купцов хазары были посредниками, а значит завышали цены на товары. Поэтому арабам было выгодно торговать с россами непосредственно, без посредников. Кроме того, между христианской частью населения Кавказского перешейка, связанного политически и религиозно с Византией, и мусульманами юго-запада Каспия существовал религиозный антагонизм, не способствующий сухопутным торговым связям. Значит и локацию россов в то время надо искать не в верхнем или среднем Поднепровье IX века (где еще ничего нет – см. приложение Археология), а в более развитом в торговом отношении регионе.

Продолжатель Феофана сообщает, что вскоре прибыло от них посольство в царственный город, прося приобщить их Божьему крещению. Что и произошло. В сообщении, видимо, имеется в виду миссия Кирилла 860-861 годов [45], в ходе которой было обретение мощей святого Климента под Херсонесом, были освобождены 200 пленных, захваченных при набеге, а также последовавшее крещение этого народа. В сообщении о крещении говорилось, что крестилось двести человек и было письмо к цесарю от кагана, в котором говорилось о готовности идти к нему на службу. Каган, видимо, правитель Таврических россов. Это зафиксировано в византийских летописях как посольство россов, живущих у Северного Тавра, а в славянском тексте Жития святого Кирилла фигурирует как хазарское. О том, какие именно местности хазарского каганата посетила миссия Кирилла после Тавриды, можно только строить предположения.

Версию о понтийских (черноморских) росах, в свое время высказал А.Л. Шлецер [171. Данной точки зрения придерживался М.И. Артамонов [7], считавший, что за долго до прихода летописных варягов-руси в Восточной Европе уже существовал народ с созвучным наименованием. Кем был этот народ, известный археолог прямо не говорил, но то, что это были не славяне, указывал однозначно. Академик-лингвист О.Н. Трубачев [144] своеобразно прокомментировал сообщение Шлецера. Он отметил, что громкие морские походы на Византию времён патриарха Фотия совершили не Русь славянская, но и не Русь варяжско-скандинавская (!), а совершенно особые, до-рюриковские, понтийские РОСЫ. Сходством в названии которых с Киевской Русью обманулись многие начиная с почтенного Нестора. Этого Шлецеру не простили ни Гедеонов, ни Иловайский, считавшие, что геттингенский историк просто изобрёл этих особых понтийских россов… Именно на Тавриде можно было купить, построить, нанять крупнотоннажные суда, позволяющие ходить по морю. Подчеркнем, что и О.Н. Трубачев считает, что не из среднего Поднепровья был совершен этот набег. А.Г. Кузьмин [87] считает, что недатированное введение летописи предшествует первому упоминанию Руси, обнаруженному летописцем в летописании греческом под 6360 г. от сотворения мира. Но эта дата, записанная по старой византийской эре (856 г.), ориентирована на другую, Причерноморскую Русь. Более того, он видит в этих росах росомонов Иордана, что отражает фраза, что судьба росомонов Причерноморья остается неясной. Среди племен Среднего Подунавья, объединенных под гуннским владычеством, они не упоминаются. Вполне вероятно, что они остались в Причерноморье. Густав Эверс [173] впервые в отечественной историографии акцентировал внимание на целях и подготовке данного похода и отметил, что народ, снарядивший его [флот], должен был снарядить его нарочно для сей экспедиции, при коей предполагал встретить сильное противоборство. Он считал, что ополчение, приведшее Константинополь в ужас, не могло быть шайкой, предназначенною для обыкновенных разбойнических набегов. Нападение, следовательно, было обдумано руссами сначала.