Русь. XI столетие

– А што, показаться великому князю в лихую годину – се добре. Он с братьями пойдёт Новгород вызволять, не оставит сына. А там как дело обернётся, великий князь не забудет усердия.

– Я тоже в Киев уйду! – упрямо воскликнул Дмитр. – Не стану, яко заяц, от Всеслава бегать.

Гюрата посмотрел на упрямого сына. Оставаться в Новгороде – дело гиблое, ни живота, ни добра не убережёшь. Надобно о себе заявлять, коли хочешь чего-нибудь добиться.

Полночи боярин с сыновьями и тиуном Ростихом прятали добро в схоронки. Да всё не спрячешь и с собой не увезёшь.

Утром Гюрата Завидич отправил гонца в вотчину – известить о своём прибытии. Отай велел шепнуть огнищанину Жиромиру, дабы весёлых девок припрятал, ибо боярыня едет.

Боярыня с невесткой поплакали на груди сына, отправлявшегося неведомо куда. Боярин прикрикнул:

– Почто ревёте, будто навек прощаетесь. Рухлядь укладывайте.

Сам был уверен в благополучном исходе дела. На брань с соединёнными дружинами Ярославичей Всеслав не пойдёт.

В путь отправились после обеда. Боярин с сыном Мирошкой и заветным сундуком – в одних санях, жёны – сама боярыня, дочь и невестка с младенцем – в других. Следом тянулись возы с добром. На всех конях ехали челядинцы, в усадьбе остался тиун Ростих с малой дворнёй.

Смеяна развешивала стынущие на морозе порты, рубахи, те жестяно брякали на ветерке. Беда с этими мужиками. Неужто не могут найти времени простирать бельишко? Наняли б кого, коли сами не могут. Который день перестирывает, руки отваливаются. Шутка ли, шестерых мужиков обстирать. Легко сказать: жена скомороха всегда весела. Одно веселье и есть. Иной раз, раздосадованная какой-либо домашней неурядицей, говаривала соседкам Смеяна:

– Как веселюсь – все видят, как плачу, никто не видит. Живу весело, да есть нечего. В избе не протолкнуться. Один гусли настраивает, другой пляшет.

Из-за тына окликнула соседка:

– Ай, Смеяна, никак ничего не слыхала?

– А чё слыхать-то? – Смеяна сунула зазябшие пальцы в рукава.

– Беда-то какая! – заголосила соседка. – Полоцкий князь нашего князя побил. Наш в Киев к отцу убёг, а полочане идут Новгород грабить. Посадник Петрята вече скликает. Неужто не слыхали? Твои-то где?

– Да где, в избе сидят. Ты сама-то откудова знаешь?

– Сябра Митрошку в тысячу забирали. Ходил с князем на Черёху. Ввечеру прибёг, сказывал: не сёдни – завтрева тут будут. Ой, лихо-то какое! Каким богам молиться?

Забыв о дубеющем на глазах не развешенном белье, Смеяна опрометью бросилась в избу. Грохнув дверью, закричала с порога:

– Беда, мужики! Полочане нашего князя побили, на Новгород идут. Петрята вече скликает.

Жихарь выронил из рук куклу-боярина, которой зашивал бок, воскликнул:

– Вот те на! Кто ж Новгород боронить будет?

Смолкли гудки и гусли, скоморохи переглядывались, прикидывая, какой бедой грозит им нашествие полочан.

– А зачем боронить-то? – пожал плечами Смеян. – Пустить Всеслава в город, уложить с ним ряд. Всеслав с киевскими князьями в которе, и Новгород от них оборонит.

– Ну и чем полоцкий князь лучше киевского? – хмуро проговорил Родогор, положил гусли на стол. – Одно знаю, всякая брань на беду. Когда мечи звенят, людям не до скоморохов. Помните, что в Полоцке на пиру дружинники говорили? Грабить они идут. Думаете, спрашивать будут, кто новгородец, кто пришлый. Всем достанется.

– Правду речешь! Всеслав идёт в Новгород не пировать, а грабить! – воскликнул Жихарь, надел кожух, второпях нахлобучил кукуль и, отстранив жену, выскочил вон из избы.

Его сотоварищи были в Новгороде людьми пришлыми, остались дома. Оскальзываясь на наезженной дороге, растревоженный скоморох бегом спустился со Славенского холма, вышел на мост. На мосту было людно, жители Торговой стороны торопились на Софийскую к Детинцу.

Многолюдье наполняло площадь гвалтом. Отдельные выкрики сливались в неразборчивую многоголосицу. На степень уже взошли бояре, епископ.

Подойдя к краю помоста, выставив козлиную бородёнку на лисьей мордочке, посадник Петрята криком утихомиривал толпу:

– Новгородцы! Не допустим кровопролития! Откроем Всеславу ворота, попросим на княжение старшего сына Давыда.

Голос посадника ещё не смолк, площадь вновь забушевала:

– Измена, братие, измена! Гнать Петряту с посадников.

Жихарь хмурил брови; сжав кулаки, смотрел в землю. Скомороха терзало горькое разочарование. Он, не жалея сил, торопился упредить о беде, грозившей городу. А что вышло? Шальной бестолковый князь погубил дружину и сбежал под защиту отца. Изяслав вернёт Мстиславу новгородское княжение. Но когда это произойдёт? Когда город будет разорён, горожане побиты? Что князьям люди? У них своё на уме, до людского горя им дела нет. Посадник не зовёт горожан на борьбу, а предлагает сдать город врагу. А он-то ожидал, его весть набатом всколыхнёт город, жители соберут рать, выйдут на брань. А вышла невесть какая сутолочь.

На площади кипел раздрай. Прекословники хватали друг друга за грудки, кричали, аж слюна брызгала: