Русь-XXI. Повесть о ненастоящем человеке (СИ)

Вот есть некая корпорация, создающая экспериментальную машину неизвестно с какими целями. Этой машине методом «импринтинга» записывают ложную память о детстве и все такое, подсовывают «жену» и «собственность». Машина полтора года живет своей псевдожизнью, сдавая в аренду квартиры дома, который считает своим, пока однажды не случается сбой, стирающий как память, так и управляющую команду. Непонятно, в чем вообще был смысл всего этого, но корпорация, ясен хрен, сильно огорчилась, когда экспериментальная собственность внезапно вышла из строя и из подчинения. Почему сразу такие жесткие меры?

Прокручиваю в памяти события. Я дважды уклонился с линии выстрела и невероятно точно метнул сковороду. Марина, конечно, была ранена, но легко, мелкими осколками. И она, раскатывавшая, по ее словам, мужиков поболе себя, не смогла оказать никакого сопротивления, когда я ухватил ее за шею.

Что еще интереснее — я хорошо помню все события в деталях. Я помню, что у меня не хватило злости, чтобы убить человека, пытавшегося убить меня. Я действовал четко и без паники — а вообще-то, там паника была бы вполне естественной. Наконец, прошло едва пятнадцать минут, а мое сердце бьется ровно и размеренно, ударов шестьдесят в минуту. И билось так с того момента, как я перемахнул через ограду, хотя, напитанное адреналином, должно было бы выпрыгивать из груди…

Неужели я действительно… машина?

Ладно, рефлексировать буду позже, а пока надо заканчивать инвентаризацию.

Карта мне бесполезна, она ведь на самом деле не моя. Меня по первому же использованию вычислят на раз, сама карта, вероятно, заблокирована, да и пин-кода я не помню. Денег… пятьсот с небольшим рублей и мелочью еще пара «деревянных» — и все, как хочешь, так и вертись. Документов вроде водительских прав или паспорта нет, ни в бумажнике, ни в других карманах. Так, что еще? Носовой платок. Ну и револьвер.

И все, твою ж мать.

Мне нужен вменяемый план по выживанию. Нужны деньги и новые документы, причем без денег не будет документов, а без документов не заработать денег. Замкнутый круг, из которого нет адекватного выхода.

Собравшись сунуть бумажник обратно в карман, я внезапно застыл. Слишком занятый своим бедственным положением, я только сейчас обратил внимание, что купюры, которые я пересчитал — это ни хрена не нормальные рубли.

Вынимаю первую попавшуюся купюру — пятьдесят рублей. Номинал написан на купюре большими буквами — и на этом вся «нормальность» закончилась. Лицо в профиль — я не знаю, чье оно. Герб — не двуглавый орел, а одноглавый пикирующий. На фоне какая-то историческая достопримечательность — и я никогда прежде ее не видел…

Несколько секунд я просто гляжу на бумажку в руке, затем отрываю взгляд и задумчиво смотрю поверх голов вдаль…

А почему, собственно, меня это удивляет? Что именно наталкивает меня на мысль о двуглавом орле? Почему я решил, что он должен быть двуглавым? Хм… дело в сбое памяти, наверно…

У остановки тихо и плавно притормаживает полупустой автобус, и люди начинают посадку. Я отрешенно наблюдаю за процессом, затем автобус закрывает двери и набирает скорость с едва слышным звуком…

…Электромотора?!

Это было так неожиданно, что я поднял глаза вверх в поисках проводов, но… Их просто нет. Троллейбус, только без рогов.

Слегка подзависаю. Электроавтобус? Серьезно?

Мимо проносятся — ну как проносятся, километров шестьдесят — одна за другой две машины, и я понимаю: да, серьезно. Потому что машины тоже электрические.

Я «зависаю» и моргаю глазами — наверное, со стороны потешное зрелище — до тех пор, пока не подает голос здорового скепсиса: да, электротранспорт, и что? Почему это кажется мне странным? Почему автобус не должен быть электрическим?

Делаю жалкую попытку объяснить все тотальной амнезией, но внутренний скептицизм беспощадно ее давит: если память слетела просто в нулину, то вполне логично, что я забыл, как выглядят деньги и какой тут транспорт. Но откуда взялось странное и беспричинное убеждение, что герб должен быть иным и транспорт должен быть на бензине?

Хренасе у меня винт-то посыпался, мрачно подумалось мне, и сразу же губы растягиваются в слабое подобие усмешки: кажется, я все еще способен шутить.

Что ж, в таком случае самое разумное, что я могу сделать — это попросту осмотреться. Я забыл все, включая и этот город. Бежать смысла нет и возможности нет, потому некоторое время мне придется играть в кошки-мышки с моими преследователями на этом поле. Стало быть, надо поле изучить хоть немного.

Неспешно вливаюсь в людской поток и плыву по течению: я нахожусь неизвестно где и не знаю, куда идти, так что мне подходит любое направление.

По пути прислушиваюсь к гомону вокруг — обычный русский язык. Правда, то и дело проскакивают неизвестные слова: что значит, например, «клюговать»? Наверное, какой-то жаргон.