— Не понял? — честно признался повелитель купеческого города. Его лицо в этот момент выражало искреннее недоумение: «А как же пройдохи — купцы? Неужели им неинтересно, что на той стороне шарика? Какие товары в ходу и все такое прочее?»
— Кхм, — Пирк кашлянул, чтобы скрыть довольную улыбку: «Пасынок бога, а такой наивный! Нет, вояка-этруск в нем иногда проглядывается». — Торговые дома ждали, когда разведка пройдет за счет казны. Один раз они уже, как ты ведаешь, рискнули — никто не вернулся. Дорогое это удовольствие.
— А если бы я не захотел?
— Все были уверены, что ты обязательно захочешь! Бились об заклад — когда.
— И? — перебил его Рус.
— Что и? — теперь недоумевал исконный кушинг, что принесло пасынку истинное удовлетворение.
— Ты выиграл или проиграл?
— Выиграл, князь! — Пирк не стал скрывать радость. — У самого Рида! Целую семигекту. Он ставил на прошлый месяц, я на этот.
— Что ж, Пирк, поздравляю. Да! Вели подсмотреть на судне пришельца новинки — может пригодятся.
— Опытные мастера уже осматривают, ни дактиля[9]
не пропускают!Внезапно Рус буквально печенкой почувствовал, что по собственному почину кузнецы ни за что не возьмутся за создание арбалета. Мастера попросту не обратят внимания на это прогрессивное средство для убийства особей, имеющих наглость прикрываться железной одеждой. Зря он убеждал Андрея в обратном.
— Хвалю, Пирк! Пусть не затягивают. И вот еще что. Там матросы были вооружены механизмами наподобие маленьких баллист. Закажи кузнецам копию.
— Будет исполнено! — кушинг ответил бодро, а на самом деле очень удивился: то оружие показалось ему страшно неудобным, сложным в изготовлении, ненужным и почему-то отталкивающим, уродливым. И, в конце концов, зачем загружать кузнецов? Можно просто велеть принести один экземпляр со склада — команда иноземцев была разоружена. Но райгойд хорошо выучил своего повелителя и с советом не полез — Рус был предельно серьезен.
Тот неказистый экземпляр, представленный ему через месяц, — с постоянно ломающимися плечами (кузнец почему-то сделал их из самого дрянного железа), со рвущимися в неожиданных местах тетивой, — многое поведали Русу, разглядевшему обрывки Слова собственного отчима, буквально цепляющиеся к каждому элементу механизма. Рус не поленился и поехал в док, где уже заканчивался ремонт иноземного берегового сторожевика тяжелого класса Первенец Гидлея[10]
— название узнали от гостей, пораженных и напуганных возможностями мыслеречи, которой владел допрашивающий их Следящий за порядком маг-Водник.В сухом доке пасынок Френома заглянул на склад и внимательно рассмотрел оригинальный арбалет. На этом оружии следов ржавчины не заметил. Пасынок разочаровано бросил арбалет обратно на полку, развернулся, готовый выйти, как вдруг сердце его ёкнуло: по самой грани восприятия скользнул обрывок Слова из знакомой Силы любимого отчима. Рус подбежал к лежащему на полу самострелу, брезгливо брошенного кузнецом-оружейником, который вынужден был изучить эту мерзость. Чувства мастера буквально вопили о неприятии и Русу чудилось будто он видит, как они яростно въедаются-вгрызаются в железо. Бывший землянин поднял арбалет, увидел подернутые ржавчиной плечи и тогда его озарило. Он чуть не закричал «Эврика!» и в дальнейшем создание «универсальной защиты» пошло гораздо быстрее.
А вскоре, полностью восстановленный корабль военно-морских сил империи Муль покинул Кушинар. Никто из экипажа не захотел остаться в гостеприимном городе, где под конец своего пленения, по личному распоряжению князя моряки содержались почти свободно; и никого из кушингов мульцы с собой не взяли, — а многие напрашивались. Тут снова не обошлось без князя: он категорически запретил давить на гостей, а капитан чужого сторожевика, поблагодарив хозяев, отказался брать пассажиров. Причем поговаривали, что произошло это после страшно тайной, насквозь секретной встречи того капитана с самим кушинарским владетелем. Любопытная общественность терялась в догадках.
Шагнув из Этрусии в Кушинар, Рус предался отдыху. Его любимым занятием стало наблюдение за испытаниями двух кораблей, которые почему-то упорно представлялись никогда невиданными бригантинами[11]
, а не безвесельными трехмачтовыми галерами углубленной осадки, как называли их местные корабельщики. На палубу, кстати, наглые мореходы своего князя не пускали, а тому очень хотелось. Рус послушно, как примерный ученик-первогодок, терпел и ждал приглашения. Наконец, спустя декаду слежения за серыми зимними волнами, навивающими мечтательные, с налетом легкой грусти размышления о смысле жизни, кушинарский властитель удостоился приглашения на борт судна имени самого себя, на «Руса Четвертого».