Свежий ветер колыхал одежды и спущенные паруса, а волны — здесь, на выходе из Кушинарской губы, за пределами фортов, — ярились, заставляя непривычных этрусков внимательно следить за равновесием: палубу шатало. Опытные мореходы — кушинги, глядя на них, тихо посмеивались. Запах свежего дерева перебивал вездесущие ароматы соли, водорослей, йода, рыбы и еще дарки знают чего, типично морского. Рус с наслаждением, закрыв глаза, вдохнул воздух, впитавший в себя, кроме вышеперечисленного, еще и нетерпеливое предвкушение первого похода. Перед ним выстроились экипажи обоих кораблей с прибывшими этрусками — разведчиками и жрецами Френома.
Рус недавно приглашал «отражения» их душ в свою внутреннюю вселенную, где каждому подарил свитки-знания об истории, устройстве и обычаях империи Муль, теоритические сведения о языке и письменности, сфотографированные в памяти пленного мага-Дующего[12]
. За время похода разведчикам и жрецам придется тщательно изучить эти сведения и очень жаль, что им не удалось услышать живую речь носителей мульского, общеимперского языка. Но Рус успокаивал себя тем, что многие моряки-кушинги нахватались от заокеанских гостей особенностей произношения, а работавший с пленными маг-Водник растолковал многие слова, понятия и знания, считанные из голов некоторых мульцев совершенно лишенных ментальной защиты. Ребята помогут этрускам, подтянут в языковой практике. А пока надо сказать слова напутствия:— … всех поражает, откуда взялся запрет для мульских купцов на посещение северных широт? Даже их береговая охрана недоумевает. В этом вы, кушинги, сами могли убедиться… — Рус в очередной раз повторял главные задачи экспедиции: разобраться с этим любопытным вопросом и найти ближайший путь к мульскому континенту с точным замером расстояния и снятием географических и астральных координат.
Глотские острова — место, откуда пригнало береговой сторожевик, — его не устраивало. Во-первых, — то были острова, а не материк; во-вторых, до них было слишком далеко, «зыбучей ямой» не достать. Рус очень надеялся найти Донадорский полуостров с мысом Вечных бурь, который, по сведениям, добытым из памяти мага-Дующего, выступая далеко в океан, являлся крайней восточной точкой Великой империи.
— … Да пребудет с вами богиня удачи! — закончил Рус и быстро покинул судно. Не любил он долгие прощания, а тем паче официальные выступления.
Разведчики (или послы — смотря по обстоятельствам) прочитают «свитки», оставленные в отражениях их душ, и прибудут в империю вполне подготовленными. Пасынок Френома был уверен в прилежании своих подданных, в их умении и способности усвоить необычные сведения. Честно говоря, изучив память заморского мага, он и сам пребывал в некотором недоумении.
Штатный корабельный маг-Дующий, офицер флота Его Императорского Могущества был представителем поморского народа Хайве. Родился он в бедной семье рыбака, на побережье Великого моря. Жили они не то, чтобы голодно, но на грани. Ютились в хлипкой хибаре. Их северный край населен был мало: от одной семьи до другой — день ходьбы. Или под парусом идти, или зимой по льду на буере скользить — тоже почти целый день. Благо, озер кругом было не счесть. Хайве так и переводились на мульский — люди воды. Единственный на всю округу храм, посвященный Эолу, находился от дома семилетнего мальчика очень далеко, на расстоянии целой декады. И если бы не свадьба старшей сестры, то неизвестно как сложилась бы судьба будущего мага-Дующего офицера имперского флота в чине мастера Силы.
Хвала богам, местный служитель Эола был молод. Его сердце еще не успело зачерстветь, тело заплыть жиром лености, а душа избавиться от рвения в служении Сильнейшему и императору. Хотя он сам и не был склонен к Силе, но умел различать колебания сущности «родного» Бога, принявшего заботу о его душе. Сразу после обряда бракосочетания жрец подошел к брату невесты, крепко, можно сказать властно сжал мальчику худое плечо и со словами: «На этом чаде лежит знак Эола. Именем императора и по воле Сильнейшего, я увожу этого мальчика. Теперь он принадлежит государю и ордену Дующих», — вышел с обомлевшим от счастья ребенком из храмы, шагнув в иной, сказочный мир.