Русалья неделя

– Слушай, – подскочил он со ступеней, – А давай сходим к той избушке, где колдунья жила!

– А давай, погодка самое то, – поежился Самат.

И, накинув ветровки и резиновые сапоги, никому ничего не сказав, мальчишки спрыгнули с крыльца, и зашагали в сторону леса.

***

Про избушку ту в деревне нехорошее говорили. Мол, жила там ведьма. Старая уже была, страшная. Люди, как это всегда бывает, её ругали, а ночами, как нужда прихватит, сами же к ней и бегали. Судя по рассказам бабушек, многое старуха умела. Даже животными оборачивалась. Но и её смертный час пришёл, никто не вечен на этом свете.

И вот, как стала она помирать, так и началось светопреставление. Деревенские по домам попрятались. Завывания из лесу неслись такие страшные, что руки-ноги сводило у людей от ужаса. Что там творилось на ведьминой поляне, никто не знал, не нашлось смельчаков пойти да поглядеть, а только творилось всё это несколько дней. Всё это время бушевала непогода, лил дождь, великое множество чёрных ворон слетелось со всей округи и мрачные птицы сидели, каркая, на деревьях, что росли на лесной опушке. А из избы продолжали нестись проклятия и завывания. Ведьма звала хоть кого-то, кто пришёл бы к ней. Но ни у кого, конечно, не хватило на это духу.

И вот однажды утром стихло всё. Прекратился дождь, пропали вороны, и не слышно стало завываний из леса.

– Неужто померла? – зашептались люди.

Подождали ещё день, а после решились идти на ведьмину поляну. Придя в избу, нашли ведьму бездыханной на лавке, а кругом царил такой беспорядок, что казалось трясли избушку громадной и злой ручищей. Всё было перевернуто кверху дном, всюду валялись битые черепки, а большая печь треснула пополам.

Похоронили люди ведьму позади её избы, креста не поставили поначалу, мол, не была она христианкой. Но как начало после деревенским блазниться, стали видеть они ведьму то тут, то там, так крест решили поставить. С той поры тихо стало. А в ту пору, как ведьма померла, хватились в одном дворе пса. Хороший был пёс, большой, чёрный, добрый. Много лет хозяевам служил верой да правдой. И вдруг пропал. Что ты будешь делать!

И вот уж год миновал, пошёл тот мужик в лес зачем-то, забрёл на ведьмину поляну, и надо же – видит перед собою пса своего! Обрадовался мужик, подзывает друга к себе. А тот смотрит недобро, словно взбесился, шерсть поднялась дыбом на загривке, спину прогнул, прижался будто прыгнуть собирается. Оробел мужик. А пёс ближе и ближе наступает… Да и набросился на хозяина. Покатились они по земле. Борьба завязалась. А через несколько минут остался пёс на траве лежать. Мужик, весь покусанный, израненный, не оставил всё ж таки прежнего друга и, выкопав неглубокую ямку, прикопал пса на ведьминой поляне, невдалеке от избы, почти там же, где год назад похоронили и ведьму.

Когда вернулся мужик в деревню, то в тот же вечер и занемог. Вызвали к нему знахарку местную, бабку Мартыниху, та в травах толк знала, да и в другом кой-чего ведала. Лишь только она на мужика того глянула, так и сказала, что не жилец он.

Заварила, конечно, ему для облегчения боли трав, и раны перевязала, а после покачала головой.

– Где же ты его встретил?

– Откуда знаешь, чьих зубов это дело? – прошептал мужик.

– Вижу, – ответила знахарка, – Не твой уже пёс это был, не надо было тебе звать его. Он помирать пришёл. Собака, в которую ведьма перед смертью свои силы переводит, всегда возвращается на то место помирать. Вот и твой пёс вернулся. Не зря он тогда пропал. Я ещё тогда смекнула, что к чему. Да не думала, что встретится кто-то с ним. Такая собака обычно людей сторонится. Где оставил ты его?

– Там и оставил, – ответил мужик, – Прикопал у избы почти.

Нахмурилась знахарка.

– Нехорошо это, надобно будет сходить туда да сжечь, а кости в реке утопить. Иначе беда может быть.

– Какая беда?

– Череп собачий силу имеет большую, ту, которой ведьма пса наградила. Ежели недоброму человеку в руки попадёт такая кость, то больших дел может он натворить с ней. Много зла… Надобно всё убрать. Пойду я туда с утра.

Попрощалась бабка Мартыниха, перекрестила на прощание мужика, вздохнула горестно, и ушла.

А наутро не стало в деревне двоих. Мужика того и знахарки.

***

Вовка и Самат бодро шагали под сенью елей, здесь, в лесу, дождь почти не чувствовался. Широколапые ели шатром укрывали путников от небесной влаги. Сумрачно было в лесу, пахло лежалой листвой, сырой землёй и чем-то ещё, тем неуловимым, особым, таинственным лесным духом, который сложно описать, но который есть у каждого леса.

Идти пришлось недолго. Вот и изба вдали показалась. Несмотря на длинную вереницу дней, что пронеслись над её просевшей крышей, выглядела она ещё довольно неплохо. Тёмные стены, поросшие вьюном и покрытые мхом, стояли крепко. Три окна глядели на непрошенных гостей мрачно и неприветливо. В их глубине затаилось нечто тревожное, страшное.

– А почему мы раньше сюда не приходили? – спросил вдруг у друга Самат.

– Не знаю, как-то в голову не приходило, наверное. А сегодня вот случайно подумалось.