Русалии

– Рыцаря. Он едет к ней из деревеньки под названием La Mancha, но Росинант уже не молод и не быстр, и ей придётся ещё немного подождать.

– А я? – спросила Фира.

– О! Прекрасная Эсфирь! Ты живёшь в сердце каждого католика!

– Католика?! – рассмеялась Фира, – Я еврейка, Андрей. Моих родителей звали Авраам и Сара, к этому и добавить-то нечего!

– Всё верно. А кем был Иисус?

– Это скользкая тема, Макарыч… – заметил Серж.

– Всё в порядке, Серёжа, я сегодня на коньках, – отмахнулся Вальтер, развернулся к Эсфири, – Я православный верующий, Фирочка, я молюсь Богу каждый вечер, пост держу, но… Откровенно-то говоря, ведь на наших современных иконах одни славянские лики. Как? Откуда?… Я потому и заговорил про католиков, про Ренессанс, Возрождение… Ты смотришь со всех картин гениев! У тех, ещё настоящих мадонн, твоё лицо!

Фира недоуменно покачала головой, но было заметно, что ей приятны его слова.

– А папа? – не унимался Лёня.

– С папой всё понятно. Дон Кихот. С мужиками вообще всё просто и неинтересно. Вот хоть Сержа с Анатолем взять – они долго брели по свету, побиваемые камнями, потом встретились и теперь живут и в ус не дуют! А Дениска так никогда и не выберется из песочницы, да и ни к чему ему.

– А я? – вдруг подал голос Иван Стрепетов.

– Ты?… – озадаченно переспросил Макарыч, – Ты выпил весь коньяк.

Вальтер взял за горлышко пустую бутылку, повертел в руках, поставил позади себя на землю:

– Господа, не пора ли и честь знать? Макс совсем осовел…

– Дядя Андрей, а про меня-то Вы ничего не сказали!

Макарыч улыбнулся:

– Сынок, ты чистый лист бумаги, и как сам решишь, так оно и будет. Я сегодня Бога попрошу, чтоб ты сделал правильный выбор. Просто реши быть счастливым и всё получится.

– А трудности и испытания? – нахмурился Лёня.

– Отменяются, – легко сказал Макарыч, – Перед сном скажи себе: «С завтрашнего дня я стану счастлив» и просто живи, дружи, играй в шахматы, помогай отцу, чем можешь, и выполняй всего одно условие…

– Какое?

Все, замерев, смотрели на Макарыча.

– Получай удовольствие от всего, что делаешь и не желай никому зла.

– Я попробую, – серьёзно сказал Лёня, задумался.

– Я тоже… – улыбнулась Алекс.

…Макс сидел на крыльце. Гости, кроме храпящего в гамаке участкового, с грехом пополам разошлись. Рассвело, пели соловьи.

Вальтеры откланялись последними – Мила помогла Алекс убрать со стола, а Макарыч, который весь вечер пил со всеми наравне, но почему-то был трезв, как стёклышко, задал Максу ещё несколько последних вопросов про Мотьку, и договорился о завтрашнем дне. Потом и они ушли, обнявшись, как влюблённые подростки.

Алекс закрыла за ними калитку, развернулась к Максу:

– Спокойной ночи… Очень хороший вечер, но я прямо с ног валюсь!

Она пошла по дорожке к своему домику.

Макс сходил в комнату к сыну, мальчик спал в одежде на не расстеленной кровати. Макс обругал себя последними словами, вышел на крыльцо, сел на ступеньку.

Вспомнился Макарыч и то, как Мила смотрела на него, когда он пел старый слащавый романс. Макс представил, как они, вобнимочку, дошли до дома, и вот сейчас, в эту самую минуту, целуются и стаскивают друг с друга одежду, не дотерпев до спальни. Макс зло откашлялся. Сжал кулаки.

«Он на двадцать лет меня старше. И его искренне любит привлекательная, умная, молодая женщина! А со мной-то, что не так?! Половина жизни за плечами и одна пустота вокруг!»

Ему вдруг так страстно, так невыносимо захотелось взаимной любви, такой, какая только в юности бывает, что от желания этого застучало в висках.

Он встал со ступенек, подошёл к бочке, вымыл ледяной водой лицо, намочил волосы, постоял немного, глядя перед собой, и пошёл к сторожке.

Света в её окнах не было, Макс негромко постучал костяшками пальцев по стеклу. Прошла, наверное, минута, потом она выглянула из-за занавески, открыла окно, чуть высунулась:

– Что случилось?

Она смотрела серьёзно, без улыбки. На плечи у неё была накинута какая-то тряпка, похоже – покрывало с кровати, волосы рассыпались, падали на глаза, лицо было нежно-розовым в лучах поднимающегося солнца. Внутри у Макса заплясали черти.

– Пусти меня.

– Вот уж дудки!

– Пусти!

Она весело рассмеялась:

– Какой ты смелый стал! А что наутро будешь говорить, когда проспишься?

– То же, что и сейчас.

– И что же?

– Я тебя люблю.

Алекс ещё больше развеселилась:

– Чепуха какая! Ты меня даже толком не знаешь!

– Чтоб влюбиться одного взгляда достаточно!

– Верно, – согласилась Алекс, – Но ты-то говоришь, что любишь, а не влюблён. Кое-кому нужно повзрослеть и поумнеть, чтоб понять разницу.

Макс задумался.

– Спокойной ночи, – она хотела закрыть окно.

– Постой! – Макс держал раму, – Саша, пусти меня!

– Пашенька, нет. Иди домой и ложись. Тебе нужно поспать. Я ведь вижу, что ты не привык так пить, как они.

– Да уж… Саша, я уйду, если ты меня поцелуешь.

Она, продолжая смеяться, поставила локти на подоконник и упёрла в ладони подбородок:

– Паша, сколько тебе лет?

– Тридцать восемь. Я тебе говорил.

– Ты ведёшь себя, как старшеклассник.

– Я помолодел. Сбросил лет двадцать. Думаю, это хорошо.

– Да, неплохо.