— Я сделаю тебе припарку, — сказал Саша. Поскольку у них не было другого выбора, как сидеть и ждать, то это был хотя бы какой-то шанс помочь Петру. И тот не отказался от этого предложения. Они закончили починку паруса к полудню. — Я не знаю, будет ли это держаться, — сказал Петр, и без всякого перехода первый раз заговорил о том, что Ууламетс и Ивешка могут не вернуться назад. — Но я думаю, что мы все-таки сможем и в этом случае вернуться домой, если будем стараться плыть по течению. Лодка должна справиться с этим. Просто это будет более долгий путь, может быть, чем под парусом, но меня это не беспокоит.
— А меня тем более, — сказал Саша и взглянул в сторону леса.
— Ты думаешь, что все-таки водяной утащил их? Это было в первый раз, когда Петр заговорил об этом, но это не означало, что каждый из них до сих пор об этом не думал.
— Я не уверен, что водяной расстанется с ней, — сказал Саша мрачно и похлопал Петра по локтю. — Пойдем, я заварю кое-что для твоей руки.
17
Петр ждал, пока Саша разведет в печке огонь и вскипятит свою стряпню из ромашки, горькой полыни, ивовой коры и соли, причем Петр возражал против последней добавки c жесточайшим упорством. Но Саша настоял, утверждая, что если уж водяной не любит соль, то она явно может оказаться полезной. Разумеется, рука сильно болела, но тепло снимало боль, и поэтому Петр старался больше сидеть на солнце, подставляя себя солнечным лучам, а его рука при этом была завернута в горячую тряпку, которую он менял время от времени, пока помешивал угли в печке, и лелеял немилосердную мысль, что водяной, в конце концов, мог устроить себе хорошую закуску из Ууламетса и из его книги, но при этом останавливал себя и старался подчеркнуть, что если он и желает зла, так особенно старику, но никак не Ивешке, хотя не видел причин для подобной преданности при этом.
— Давай дадим ему еще время, пока солнце не осветит макушки вон тех деревьев, — сказал он наконец, обращаясь к Саше и кивая головой в сторону дальнего берега. — После этого отчалим и посмотрим, как нам удастся развернуть эту лодку.
— Может быть, он просто-напросто пытается вынудить нас разрушить наш собственный мир.
А это уже была очень неприятная мысль. Петр бросил настороженный взгляд на ближайший к ним лес и огляделся по сторонам.
— Мы уже ждем его все утро и почти половину дня. Если он решил исчезнуть, то, по крайней мере, должен был бы приказать нам ждать, с обещанием повесить, если мы посмеем ослушаться. Это одно дело. Но мне кажется, что у него не было выбора. Я не знаю, почему он ушел, и я не знаю, что он при этом думал о своих делах, но, во-первых… — Петр отогнул большой палец, — он упаковался, и, во-вторых… — Теперь был отогнут указательный палец, — он собирался совершенно спокойно: взял и книгу, и свои принадлежности, и все прочее. Ведь случалось и раньше, что он уходил, но он никогда при этом не брал с собой книгу. А это означает, первое, что он подумал о том, что она ему будет необходима, или, второе, он не хотел, чтобы она оставалась с нами, либо потому что он не собирался возвращаться, или, теперь уже третье, Ивешка достаточно устала от своего папы и, подхватив эту книгу, сбежала к своему возлюбленному…
— Если бы она так поступила, то он должен был бы разбудить нас, — сказал Саша. — Ведь это он притащил нас сюда…
— Если бы он доверял нам, то тогда, может быть, и разбудил бы. Чего он, на самом деле, не сделал. И теперь мы знаем, что он сбежал вместе со своей дочерью. Ведь мы разговаривали с ней прошлой ночью, разве ты забыл? И в это время, черт возьми, он не торопился со сборами, или мы спали крепче обычного, как он этого мог пожелать. Ведь если ты спал, ты ведь ничего не можешь сказать о произошедшем. Так ведь?
— Нет, — сказал Саша.
— И что тогда? Разве мы чем-то обязаны ему? Ведь он был очень опасен для нашей жизни.
— Он чрезмерно опасен, — сказал Саша, — и он, несомненно, пожелал, чтобы лодка оставалась в безопасности, и, может быть, чтобы она причалила именно к этому берегу. И если мы попытаемся сдвинуть ее с места…
— Этого ты не можешь знать.
— Я не могу знать, что он не сделал этого, но будь я на его месте, то обязательно поступил бы именно так. Я должен был бы желать этого изо всех сил.
— Но он мог бы сказать, что уходит, и то, что он заставил нас уснуть совсем не очевидно. Сделал ли он это? И то же самое касается лодки.
— Я не уверен в этом.
— А ты и не можешь быть всегда уверен! — сказал Петр. — Иногда ты просто должен отважиться на поступок. Вот ты печешься об Ууламетсе. А я беспокоюсь гораздо больше о следующей ночи, которую нам предстоит провести на этой реке. И если Ууламетс не смог пересилить желание своей дочери, или водяного, или кого-то еще, я прошу прощенья, Саша Васильевич, но я не уверен, что тебе удастся сделать это. Итак, что мы собираемся делать сегодня ночью?
— Мы не будем в безопасности, если окажемся на середине реки. Ведь мы уплыли так далеко от дома…
— Пусть этот дом убирается к черному богу. Мы отправляемся в Киев. И забудь этого старика, он не нужен тебе.