Разумеется, колдуны могли без всякого труда передвигаться по лодке, даже не покачнувшись и, конечно, ощущали обычную легкость внутри. Ведь они могли в конце концов просто пожелать никогда не падать за борт.
Но он знал, что Ууламетс хочет утопить его. И он не собирался вставать, во всяком случае не больше, чем собирался бы опустить свою голову за борт, где водяной мог схватить ее.
— Может быть, ты хочешь есть? — спросил его Саша, глядя в темную воду.
Нет. Уж чего-чего, а есть он не хотел вполне определенно.
Саша встал и пошатываясь прошел на корму, придерживаясь за веревки и едва не падая на последних шагах, в то время как Петр наблюдал за ним, по-прежнему вцепившись в поручни. Можно было предположить, что Саша проделал этот нелегкий путь на корму с одной единственной целью: поговорить со стариком… об ужине.
Или о том, чтобы сделать остановку. Петр вполне искренне надеялся на это.
И ему даже показалось, что Ууламетс начал разговаривать с мальчиком: он не мог точно видеть этого со своего места, если бы даже и нагнулся. Но вот Саша заковылял назад, теперь к низкой палубной надстройке, где они хранили свои припасы, а затем проделал рискованный путь назад, к Ууламетсу и его дочери, держа в руках еду и питье. Наконец он оставил их и пошел, спотыкаясь и подвергаясь все той же опасности, но теперь уже на нос лодки, по-прежнему держа в руках кувшин и еду.
Петр подхватил его и с трудом усадил рядом с собой на дощатую палубу.
— Мы остановимся перед наступлением темноты, — сказал Саша.
Слава Богу, подумал Петр.
Саша протянул ему принесенный кувшин и сушеные ягоды.
Но сейчас он не хотел даже этого.
Нет, ради Бога, только не это.
Неожиданно лодка сильно закачалась. Саша ухватился за ногу Петра и успел подхватить кувшин, прежде, чем он мог соскользнуть с палубы.
У него еще хватало безрассудства усмехнуться.
Петр нахмурился, сжал зубы и еще сильнее вцепился в поручни. Ветер усилился, посвистывая меж натянутых снастей и заставляя скрипеть и трещать все деревянные части старой посудины. Водяные брызги поднимались вверх, образуя легкую мглу, которая сверкающим блеском покрывала поручни и приятно холодила одну сторону его лица. Так продолжалось некоторое время, пока солнце не начало опускаться, превращая водяную пыль в золотистое облако… пока с ужасающим треском парус не порвался пополам, и палуба заходила ходуном, а канат лопнул как простая бечевка, и его концы просвистел над их головами.
Петр схватил Сашу, все еще напрасно пытающегося удержать кувшин, который теперь заскользил по палубе. В следующий момент извивающийся конец оборванного каната, обвился вокруг него, словно умирающая змея, а порванный парус развевался и потрескивал над ними.
Лодка двигалась теперь сама по себе, мечась из стороны в сторону, словно пьяная, но все еще чуть-чуть управлялась остатками болтающейся на мачте парусины, плавно скользя по направлению к темному плохо различимому берегу.
— Мне очень не нравится это, — едва слышно пробормотал Петр, как только лодка и берег начали сближаться. Деревья надвигались на них огромной темной массой, и выступающие ветки уже задевали их лица.
Он нагнулся, прикрывая собой Сашу, продолжая одной рукой держаться за поручень, пока лодка, задевая дном о песок, продвигалась вперед, а огромные сучья нависали над самым ее носом, больно ударяя их ветками.
Медленно покачиваясь, лодка приставала к берегу, и все новые и новые ветки накрывали их с правой стороны.
Наконец она встала, оставляя пузырящийся след на воде, и в тот же момент Ууламетс закричал с кормы:
— Дураки! Отвязывайте канаты! Опускайте парус! Поторопитесь! Петр спотыкаясь и пошатываясь встал на ноги и начал отвязывать канат, проклиная все на свете, в то время как Саша пытался помочь ему ослабить узел. Наконец вдвоем им удалось снять перекладину. Рваный парус свалился на них в тот момент, когда лодка всем бортом врезалась в нависающие ветки.
— Чудесное местечко, — заметил Петр, когда Ууламетс уже приказывал им закрепить лодку около деревьев. Петр все еще чувствовал дрожь в коленях, когда пересекал ненавистную палубу. И в тот момент, когда он крепко ухватился за тоненькую веточку, то мгновенно ощутил глубокое облегчение от долгожданного соединения с землей. Он немедленно набросил швартовочный канат на самый толстый сук и как можно туже затянул на нем узел.
Но глубокий мрак среди деревьев заставил его глядеть в ту сторону, где над поблескивающей водой еще брезжил сумеречный свет уходящего дня и где с кормы лодки доносилась человеческая речь: это Ууламетс резким голосом давал наставления Саше как правильно завязывать узел и предлагал Ивешке не мешкая разобраться в их запасах и готовить ужин…