Ей на мгновение стало стыдно за то, что так бесцеремонно выставила его за дверь, но сердце тут же сжалось от страха. Попалась, теперь отсюда не выбраться, Леви Лайман отдаст её Барнуму, и она окажется в клетке. Все будут глазеть на нее, тыкать пальцами и гоготать, а потом придут люди с ножами и порежут её на куски для изучения, и больше никогда ей не видать ни белого света, ни океана, ни родной хижины.
Амелия вырвалась из рук, пытаясь вскочить и убежать, но её охватила такая же слабость, как когда она впервые выбралась на сушу. От шума кружилась голова, и с каждым судорожным вздохом грудь наполнялась зловонием смерти, её бросало то в жар, то в холод, потом в глазах потемнело, лишь издалека доносился чей-то голос:
– Миссис Дуглас? Миссис Дуглас?
Кто-то взял её на руки, нежно, словно невесту, и наконец всё померкло, и наступила долгожданная тишина.
Амелия открыла глаза и почувствовала чей-то пристальный взгляд. На неё, не мигая, уставился темноглазый кудрявый ангелочек лет восьми-девяти с намерением получить ответы на свои бесконечные «почему».
Поймав взгляд Амелии, девочка выпалила:
– Вы, правда, русалка?
– Да, – не задумываясь, ответила Амелия.
Детская непосредственность располагала к искренности, и Амелии даже в голову не пришло солгать.
– Так я и знала! – тихонько ахнула девочка и опрометью кинулась прочь из комнаты с криком: – Мама! Мама! Она настоящая русалка, я же тебе говорила!
Амелии стало жарко лежать под толстым шерстяным одеялом на жестком, обитом бархатом диване, и она попыталась потихоньку, медленно привстать, удивляясь навалившейся слабости, и тут же об этом пожалела, потому что перед глазами всё поплыло. Пришлось зажмуриться и лечь обратно.
Где это она? Последнее, что она помнила, был восхищённый взгляд Леви Лаймана. Кто ему эта малышка? Он не говорил о семье, впрочем, насколько ей помнилось, при последней встрече до более-менее близкого знакомства дело не дошло. Она слишком увлеклась образом язвительной особы.
Услыхав шелест юбок, Амелия приоткрыла глаза и увидела озабоченную миловидную даму в наряде, приличествующем господам среднего достатка, с годовалым ребёнком на одной руке. Малышка тянулась пухлыми пальчиками к материнским косам, уложенным в пучок.
Судя по выпирающему животу, женщина вскорости ожидала прибавления семейства. За другую руку её настойчиво тянула кудрявая девчушка, показывая на Амелию.
– Смотри, мама, вот она, – сказала девочка. – Только посмотри, какие глаза – ну точно настоящая русалка. Мне дядя Леви рассказал, она даже сама подтвердила.
– Ну хорошо, Кэролайн, хватит уже, – ответила женщина, слегка покраснев, когда заметила, что Амелия очнулась и смотрит на них. – Ну-ка поди к себе в комнату, а уж я о ней позабочусь.
– Но я хочу поговорить с русалкой! – воспротивилась Кэролайн. – Хочу узнать, как она превращается в рыбу, что за дом у неё на дне морском, что ей больше нравится, быть рыбкой или девушкой. Почему Хелен можно, а мне нельзя?
Мать Кэролайн взглянула на Амелию, потом на дочь и решила, чем спорить на глазах у незнакомки, пусть лучше остаётся.
– Ну хорошо, только сиди тихо.
Она тяжело заковыляла к Амелии неуклюжей походкой женщины на сносях и с учтивой улыбкой спросила:
– Как вы себя чувствуете? Я миссис Барнум, но можете звать меня просто Черити. Мой муж – владелец этого музея.
Черити Барнум уселась на стуле в ногах дивана. Старшая дочь устроилась на полу, положив голову матери на колени. Младшая извивалась на руках у матери, явно недовольная, что ей не хватило места на коленях из-за маминого большого живота.
– Вы так напугали мистера Лаймана, – не дождавшись ответа, продолжила миссис Барнум. – Насилу его отговорила везти вас к доктору.
Амелия слышала ее речь, но ничего не понимала, словно зачарованная округлостью живота Черити Барнум с той самой минуты, как та появилась в комнате. Конечно, она и раньше видела беременных женщин, младенцев и детишек тоже, но всегда на расстоянии. В деревне подруг у неё не было, и оказаться возле женщины с детьми ещё не доводилось.
Разумеется, среди её соплеменников тоже встречались беременные русалки, но за давностью лет она их совсем не помнила. К тому же всё это было до знакомства с Джеком, затем долгих лет затаённого желания стать матерью и крушения всех надежд, до того, как она постаралась стереть из памяти свою несбыточную мечту, чтобы не травить душу.
А сейчас перед ней сидела эта женщина с печальными глазами, словно измождённая, несмотря на дородность, женщина уже с двумя детьми и ожидающая третьего – подумать только! – Амелию впервые охватила черная зависть. Почему этой женщине дано так много, а ей – ничего… просто невыносимо.
Интересно, а если бы у неё был ребёнок, круглощекая куколка, как та малышка, топающая по комнате, легче бы она пережила горе, когда Джек сгинул в морской пучине? Останься на свете его отпрыск, стала бы она день за днём высматривать его со скалы?