Русалка и гламурный пират

В отличие от сказочной Русалки, я не превратилась с морскую пену, хотя очень хотела этого. Я не умерла от разрыва сердца, не сошла с ума бесконечными бессонными ночами, наполненными бездонным мраком. Меня не сбила машина, и мне на голову не упал случайно пролетавший кирпич, хотя я страстно мечтала об этом. Я выжила. Я даже неплохо сдала выпускные экзамены, хотя, кажется, это сделала не я, а мой робот-заместитель. Я вернулась домой. Боль постепенно утихла. Но я все еще избегаю своих однокурсников, которые были свидетелями несбывшегося мезальянса, не решаюсь вернуться в Питер и, как выяснилось, болезненно реагирую на мероприятия, связанные с современным и прочим искусством.

Аркадий, между тем, переместился в следующий раздел выставки, увлекая за собой меня. Здесь мне понравилось больше. Художник, как и я, любил море, он видел его ярким и пестрым, не боялся применять зеленый, темно-фиолетовый и даже ярко-розовый.

— Какие колористические контрасты, — высказался Аркадий.

Ну что ж, мне не привыкать.

— Прослеживается импрессионистский хроматический круг, — выдала я заученную в былые времена фразу.

Аркадий бросила на меня мимолетный взгляд, в котором, как мне показалось, промелькнуло удивление. Что, не ожидал от примитивной провинциальной Русалки? Получи! Правильно, конечно, что не ожидал. Я не разбираюсь в живописи. Так же как в музыке, поэзии, скульптуре и театре. У меня не было гувернанток и происхождения я самого плебейского. Почему рядом со мной снова оказался человек, который смотрит на меня сверху вниз?!

Когда мы добрели до угла, в который были втиснуты работы моей питерской подруги, я с облегчением выдохнула. Притворяться не придется. Это в самом деле очень красиво. Я не знаю, как называется этот стиль и это направление в живописи, но на меня оно производит самое радостное впечатление.

Цветы. Едва угадываемые за нагромождением беспорядочных на первый взгляд мазков, нежные, трепетные, живые. На первой картине — маки с васильками, на второй — тюльпаны, ну а на третьей — целый разноцветный и разнокалиберный луг.

Я пятилась назад, чтобы получше рассмотреть работы, и мой мягкий затылок столкнулся с весьма твердой, хоть и не мраморной, колонной. Потирая ушибленное, место я огляделась по сторонам в поисках Ленки. Очень хотелось по свежим следам высказать ей свое восхищение, и как можно скорее удалиться с выставки. Что-то мне стало тут неуютно. Я даже подумывала о том, чтобы незаметно ускользнуть от Аркадия, который, очень удачно, куда-то запропастился… Но он вынырнул из-за обидевшей меня колонны и спросил:

— Тебе тут нравится?

— Да, неплохо, — прокомментировала я. — По-моему, вполне достойный уровень работ. А ты что скажешь?

— Честно? — Аркадий заглянул мне в глаза. — Я абсолютно ничего в этом не понимаю. Я грубый неотесанный чурбан.

Мои глаза распахнулись до размера чайных блюдец, а душа воспарила в заоблачные выси.

— Правда? — с восторгом переспросила я.

— Но я готов внимать тебе, моя просвещенная и высокообразованная госпожа. Полчища гувернанток бились напрасно, но, может, тебе удастся.

— Э-э… должна признаться, и я в этом деле тоже абсолютный дятел.

— Врешь!

— Это бы врешь!

— Зуб даю!

Неужели? Свой великолепный белоснежный зуб? Я бы взяла. На память, как трофей.

— А как же твои глубокомысленные и уместные комментарии? — спросила я.

— Я знаю несколько нужных слов и умею их комбинировать.

— О, да ты виртуоз! Лично я заучивала фразы целиком. Вот, смотри.

Я подошла к одной из картин, довольно незамысловатой, изображающей зимней пейзаж, и произнесла с нарочито умным видом.

— Это полотно выполнено в сдержанной манере, близкой к реалистичной.

— Наполнено динамикой, — подхватил Аркадий. — Это ко всему подходит.

— Вижу здесь изысканность и тонкий лиризм, — высказалась я о следующей работе.

— По-моему, здесь прослеживается влияние японской живописи. Или скандинавской. А, может, казахской?

Аркадий глубокомысленно кивал, прищурив глаза и приложив указательный палец к подбородку. Я не выдержала и захихикала. Он строго посмотрел на меня, наклонил голову, поправил воображаемые очки, нахмурился и покачал головой.

— Мы в храме искусства, дорогая, — произнес он профессорским голосом. — Сделайте умное лицо.

Я изо всех сил старалась не загоготать в голос, поэтому откуда-то из середины моего организма вырывались стоны и всхлипы. Кажется, у меня истерика. Хочу остановиться, но не могу. Как неудобно-то! Люди оглядываются. Надо взять себя в руки, но почему-то не получается.

Увидев едва приметную белую дверь с надписью «Пожарный выход», я ринулась к ней, чтобы как можно быстрее избавить приличное общество от своего хрюкающего присутствия. На мое счастье, пожарный выход был не заперт, я вылетела на площадку лестницы. Через секунду ко мне присоединился Аркадий.