Русалка и гламурный пират

Справа от деда, ровно в той стороне, куда полетели брызги горячей липкой каши, судя по цвету и консистенции, овсяной, внезапно возник еще один посетитель. Кирилл! В его руках была прозрачная кружка с чаем и вазочка с сухарями — видимо, он помогал деду донести до больной внучки ее скудный ужин. Но внучка оказалась не столько больной, сколько полоумной…

Несмотря на атаку горячей каши, Кирилл не уронил достоинства и предметов, которые были в его руках. Он аккуратно поставил кружку и вазочку на комод и только после этого посмотрел на свою рубашку, на которой красовались бледные неэстетичные блямбы.

— Руслана! — возопил тем временем разъяренный дед, чьи ноги были забрызганы кашей. Как, впрочем, и ноги Кирилла.

— Ой! — произнесла я шепотом.

Вот теперь самое время со страшным грохотом провалиться сквозь землю!

— Что ты творишь?! — вопрошал дед, оглядывая последствия нападения подушки. Весь пол был заляпан кашей и усыпан осколками, они с Кириллом выглядели так, как будто их оплевал верблюд. Подушка не пострадала.

Воздух вибрировал от напряжения, я вибрировала от ощущения непереносимой неловкости. В таких случаях японские самураи делают себе харакири! Я готова, правда. Хоть сию секунду вспорю себе живот, чтобы искупить свой позор. Я оконфузилась на всех фронтах, и не представляю, как дальше жить с этим…

В этот момент Ника хихикнула. А потом заливисто рассмеялась.

— Ну и видок у вас!

Кирилл улыбнулся. Дед сменил гнев на удивление.

— Чем вы тут занимаетесь?

— Бои подушками, — объяснила Ника. — Больная заскучала, мы решили развлечься…

— Я сейчас все уберу, — я отбросила простыню и вскочила с кровати, забыв про короткую полупрозрачную ночнушку.

Строгий взгляд деда и скромно потупившийся взор Кирилла напомнили мне о правилах приличия, и я резво вернулась в кровать, снова обмотавшись простыней. Надо уже переодеться, посетители просто идут косяком, ни минуты покоя!

— Вы пока можете почиститься, а мы приведем все в порядок, — сориентировалась Ника.

Кирилл уже расстегнул испорченную рубашку, но снять ее не решался. Вот уж кто никогда не забывает о приличиях!

— Встретимся у тебя в гостиной, — сказала я деду. — И спасибо за кашу. И за чай, — я посмотрела на Кирилла.

Он молча улыбался. Кажется, он на меня не сердится. Наверное, пока обойдусь без харакири.

Глава 14

Я опять не спала, мое сердце все еще болело: раны затягиваются медленно. Но я не рыдала. Более того, время от времени я ловила себя на том, что ни с того ни с сего начинаю улыбаться. Вчерашний день был очень странным. Он начался ужасно: с жуткой головной боли, с желания исчезнуть и ничего не чувствовать, с ощущения, что я никогда больше не смогу улыбаться… Но за этот день произошло столько всего! Меня навещали друзья, я веселила их своими выходками, на целые десятки минут забывая об Аркадии. Происшествие с подушкой и разлетевшейся по спальне кашей закончилось благополучно. Дед с Кириллом отмылись, мы с Никой вычистили комнату. Я переоделась, дед дал Кириллу свою футболку, и мы мило посидели вчетвером за чаем, наперебой вспоминая о летающей подушке и умирая от смеха. В конце посиделок я объявила, что совершенно выздоровела, ведь смех — лучшее лекарство. Но дед не поверил, заставил меня принять выписанные Ершом лекарства и не дал съесть шоколадку. Оказывается, у него был приличный запас отвратительной овсяной каши.

Самое приятное и самое неожиданное событие этого долгого дня произошло в конце наших посиделок. Открылась дверь и на пороге появилась… моя мама! Она вошла так буднично, как будто вернулась из магазина, а не приехала впервые за полгода. У нее даже чемодана в руках не было, только сумка средней упитанности. Мы все продемонстрировали ей отвисшие челюсти, после чего я вскочила, задев тарелку и снова расплескав овсяную кашу, и бросилась ее обнимать.

— Как я по тебе соскучилась! — повторяла она, прижимая меня к себе и поглаживая по волосам.

Я была так счастлива вдыхать знакомый запах ее духов, что чуть не разревелась. Как же сдержаться-то? Совсем не хочется устраивать душещипательную сцену, на глазах у публики. Особенно у Кирилла, который за последние два дня в каком только виде меня не наблюдал. Я уткнулась носом в мамины волосы и старалась думать о чем-нибудь постороннем. «Овсяная каша, я только что снова расплескала овсяную кашу», — повторяла я про себя. Кажется, моя мантра сработала. Щипать в носу перестало, жидкость, наполнившая глаза, впиталась обратно.

Выпустив маму из объятий, я спросила:

— Как ты тут оказалась?

— И не позвонила! — с упреком произнес дед, который уже давно стоял в очереди на обнимашки.

Пока длилась сцена семейных приветствий, Ника успела вытереть разлитую кашу со стола.

— С сегодняшнего дня я всей душой ненавижу овсяную кашу, — сказала я, убирая в посудомойку грязную тарелку.

— Чем провинилась безобидная овсянка? — спросила мама, вырвавшаяся из объятий деда немного помятой.

Мы все переглянулись и рассмеялись.

— Чувствую запах тайны, — улыбнулась мама.