Русалка в бассейне. Новое дело графини Апраксиной

— Да, есть. Ее сначала задушили, а уже потом бросили в пруд: воды в ее легких не обнаружено. Потом убийца затолкал ее под мост. Если бы госпожа Марго Перес не стояла на мостике, пристально глядя в воду, она бы тоже не заметила «русалку», как не заметили ее сотни других посетителей «Парадиза».

— Как долго она пробыла в воде?

— Совсем недолго, не больше полутора часов. Убийце не повезло. Еще через час «Парадиз» закрылся бы на выходные, и кроме дежурных садовников, основная работа которых в воскресенье и понедельник состоит в поливе растений из садовых шлангов, до вторника в саду никого не бывает. Дни стоят жаркие, пруд мелкий, так что нетрудно представить себе, во что превратился бы труп бедной девушки, если бы его обнаружили только во вторник. Что, кстати, совсем не обязательно. Наблюдательный человек ваша маленькая приятельница!

— О да, она очень наблюдательна! Хотя сама порой не дает себе в этом отчета.

— Как это понять?

— Марго в тот день была очень занята своими личными проблемами, и, если бы она подсознательно не чувствовала, что с этой «русалкой» что-то не так, она не стала бы так пристально вглядываться в воду. — Апраксина не добавила, что, скорее всего, Марго, мельком взглянув на «русалку», побежала бы к выходу и скрылась от подруг — у нее определенно на уме было что-то в этом роде! — однако инспектору вовсе ни к чему знать их маленькие проблемы.

— Но если у нее возникли какие-то подозрения насчет «русалки», почему она вам об этом сразу не сказала?

— Ну, Марго Перес, знаете ли, человек особого склада. Не только потому, что она писательница и, следовательно, у нее с действительностью особые отношения. Марго пишет женские романы и учит женщин сражаться с жизнью, но сама-то она панически боится жизни, и вся ее судьба, полная неразберихи и всяческих ненужных приключений, это одна нескончаемая и безуспешная попытка спрятаться от действительности в какую-нибудь ею же придуманную сказку. Когда у нее под самым носом происходит что-нибудь опасное, когда ей всерьез что-то угрожает — она не защищается, а становится невменяемой и упорно не желает замечать ничёго угрожающего или опасного.

— Как страус?

— Вот-вот. Наша Марго похожа на всех птиц сразу, и на страуса — тоже. Я велела ей идти есть мороженое — она послушно пошла и стала есть. Хотя ее, возможно, в тот момент бил озноб и безо всякого мороженого.

— А вас она оставила одну на мостике — разбираться с непонятным и подозрительным явлением?

— Вот именно. Если кто-то берет настоящую или воображаемую тревогу на себя — Марго немедленно улепетывает в сторонку, предоставляя другим разбираться с темными сторонами жизни. Между прочим, до того, как к ней подошли мы с полицейским, она успела уплести полкило орехового мороженого! Но заметьте, что по дороге в кафе она все-таки нашла служителя и отправила его к пруду! В этом вся наша Птичка: рассеянная и наблюдательная, трусливая и решительная одновременно.

— Да, служитель сказал полиции: «По голосу этой маленькой дамы я понял, что возле пруда случилось что-то весьма серьезное, и потому немедленно пошел туда».

— Вот видите! Если бы она и впрямь думала и говорила о перевернувшейся пластиковой русалочке, ее голос не звучал бы так настойчиво и тревожно.

— А мороженое все-таки она съела?

— До последней ложечки! Но это у нее нервное — поиск немедленного и доступного утешения.

— Да, интересно… Дорогая графиня, надеюсь, раз уж сама судьба привела вас к пруду с «русалкой», вы не откажетесь помочь полиции в этом деле?

— Только потому, что я одной из первых видела эту самую «русалку в бассейне»? — Апраксина допила свой чай, поставила чашку и с укоризненной улыбкой посмотрела на инспектора: она уже вышла на пенсию и криминалистикой больше не интересовалась. Вернее, решила больше не интересоваться… — Ах, Рудольф, Рудольф! Когда вы привыкнете к тому, что от меня бесполезно что-либо утаивать? Выкладывайте, почему вы считаете, что это очередное «русское дело» и отчего это я непременно должна в него влезть?

Инспектор засмеялся, слегка поперхнулся чаем и тоже поставил свою чашку на стол. Кряхтя, он приподнял свое большое тело с маленького диванчика, перегнулся и поднял стоявший рядом толстый портфель. Порывшись в нем, он достал тонкую пластиковую папку с газетной вырезкой внутри.

— Вот. Взгляните, пожалуйста, графиня.

Апраксина рассмотрела вырезку, не вынимая ее из прозрачной папки.

— Да, — сказала она, — это русский текст. К сожалению, только три слова прочитываются совершенно ясно: «опытная», «больной» и «оплата». Но у меня нет сомнений, что перед нами газетное объявление. Шрифт похож на «Русскую мысль»: это русская газета, выходящая в Париже.

— В Париже? Вы уверены, что это не немецкая русская газета?

— Таковых пока не имеется, у здешних «новых русских» еще руки не дошли. А эту же газету выписывают, покупают и читают по всей Европе и за океаном, она такая одна на всю русскую эмиграцию; часть тиража теперь даже в Советский Союз попадает. Ну-с, пройдемте в мой кабинет — я попытаюсь разглядеть остальной текст с помощью лупы.