Русалка в бассейне

– Никакой не бред, а истинная правда! Об этом даже в газете писали! Донна выросла у нас в Марьиной Роще, недалеко от Савеловского вокзала. Она была намного старше нас с сестрой, и мы ее в Москве уже не застали, но мать ее до сих пор работает дворничихой через два дома от нас. Да у нас все девчонки знают ее историю, и почти каждая хранит статью об этом, из газеты вырезанную!

– Ну-ка, ну-ка, расскажите! – сказала Апраксина, отложила блокнот и ручку, откинулась в кресле и приготовилась слушать.

– Ну, значит, мы с Наташкой Лизу Чикину уже не застали. Это она только на экране такая молодая – на самом деле теперь ей уже под сорок. У них вся семья была певучая, даже Лизкина бабка, которая только недавно померла, аж в девяносто пять лет. Вот ведь тварь живучая! Пила как лошадь до самой старости, даже когда уже под себя ходила, а жила себе и вон до каких лет дотянула! Мы, бывало, играем у них во дворе, а бабка сидит у окошка, за нами наблюдает: они на первом этаже жили. Нам скучно станет, мы и давай просить: «Баба Ира, спой что-нибудь из времен своей молодости!» Ну она и запоет что-нибудь вроде:

Мой папаша были дворник,
А мамаша – барыня!
Будь ты граф иль подзаборник —
Все одно ты мне родня-я, эх!
Люблю я белое.
Люблю я красное!
Нет-нет, не знамя,
а вино!

А дочка ее, Лизкина мать, раньше была передовиком производства на военном заводе. Только передовик она была липовый – через самодеятельность вышла в передовые, голосом брала. Ну, может, и еще чем, у них вся семья на передок была слабовата. А когда закрылся военный завод, у нее еще пенсия была не выработана, и пошла тетя Паша в дворники. Жили они в нищете – сама тетя Паша, Лизка да ее бабка, что с кровати не вставала. И тогда, говорят, Лизка и начала свою карьеру…

– Карьеру певицы?

– Да нет, какое! Карьеру путаны. Начинала она на Савеловском вокзале вместе с другими савеловскими девчонками – за десятку с командировочными в садиках этим делом занималась. Тетя Паша ее и ругала, и била смертным боем. А чего было бить-лупить, когда она и сама мужиков к себе постоянно водила, только что не за деньги, а за водку! Да и бабка, наверное, такая же была, вон какие песенки нам, девчонкам, пела! Ну Лизке и битье, и уговоры – все по фигу было. У нее ведь цель жизни большая была: найти себе иностранца, выскочить за него замуж и оторваться за границу. Приоделась она и перебралась с Савеловского в центр, с иностранцами стала работать. И подружка у нее была ей под стать, тоже из наших, савеловских, Райка Ситченко. В общем, подыскали они себе иностранных мужей, правда, не первого сорта – африканских студентов из университета Лумумбы. Но им все равно было, хоть за пингвинов в Антарктиду – лишь бы за границу. Потом Райка писала своей матери, что белым девушкам в Африке не житье, что черные мужья либо продают их, либо сами ими торгуют. А про Лизку писала, что клиенты у нее хорошие – американцы с военной базы, зелененькими платят. А сама Лизка домой не писала совсем – у них с матерью и бабкой полный раздор вышел, когда она за кордон выезжала. Потом и Райка пропала. Ну, все про них и забыли. Бабка умерла, а тетя Паша совсем спилась, как одна осталась. И вдруг, когда мы с Наташкой уже понимающие девчонки стали, кто-то привез с Запада журнал, посвященный знаменитой американской поп-звезде Донне. Смотрим журнал, листаем, завидуем… А тут мимо проходит теть-Пашина соседка; решила она посмотреть, чем это мы так увлеклись – уж не порно-журнал ли разглядываем? Подошла, взяла посмотреть да вдруг как закричит: «Да это ж Лизка Чикина! Выбилась, значит, в люди дурочка с нашего переулочка!» – схватила журнал и бегом к тете Паше. С этого и пошла настоящая слава Донны среди савеловских девчонок. Тетя Паша ее признала, и теперь у нас все знают, что знаменитая американская звезда всего-то дочь дворничихи-пропойцы и нищенки тети Паши Чикиной.

– Нищенки – это в сравнении с жизнью Донны? – спросила Апраксина; она не только решила дать разговориться Татьяне, чтобы дать ей возможность прийти в себя, – она хотела полнее представить себе ту жизнь, которой жили сестры Беляевы в Москве.

– Почему – в сравнении? – удивилась Татьяна. – Да нет, она натурально побиралась у Савеловского вокзала, где начинала ее ненаглядная доченька. Она выпросила у нас журнал про Донну и в него вклеила школьные Лизкины фотографии, где она в белом передничке и с большим бантом: сидела на ступеньках, показывала всю эту мутотень прохожим и рассказывала тем, кто хотел слушать, свою историю. Как же, мать мировой знаменитости! Ну, ей деньги давали, конечно… А потом ее историю в газете напечатали, так она все газеты на Савеловском скупила и куда-то носила, что-то кому-то доказывала. Говорила, что собирается на Донну в суд подавать, на алименты, вот только найти адвоката подходящего никак не может.

«Боже, ну какой бред!» – думала про себя Апраксина, слушая Татьяну.