– Все нормально? – спросила она, едва подняв на него глаза.
– Пока да.
– Ну и хорошо, – буркнула она и исчезла в сети.
Матвей улыбнулся, глядя на нее. Красивая девушка, интересная, но чужая. И всегда будет такой. У нее свой круг друзей. В этой компании мажоров Матвею места нет и быть не может. Если вдруг Дана по прихоти своей избалованной души захочет с ним близости и добьется ее, то своей не станет. Он останется для нее таким же далеким.
А она сейчас способна на все. Ни отца у нее, ни матери. Девушка нуждается в родительской заботе и ласке. Если этого нет, то она потянется к близкому человеку, которого ей сейчас заменяет Матвей. Именно заменяет, а не является им. Дана потянется к нему. Он откроет ей свои объятия. Она согреется в них, а потом проклянет его.
Матвей может воспользоваться ее временной слабостью, влюбить в себя и даже стать ее законным мужем. Сначала Дана будет рада этому, а потом возненавидит его.
Нет, они обитатели разных миров. Пусть она ищет родственную душу в социальных сетях, среди золотой молодежи, тусующейся там. Может, барышня сейчас переписывается со своим бывшим или даже настоящим парнем. Хорошо, если этот мажор сможет согреть ее и утешить.
Матвей не чувствовал себя человеком второго сорта. Просто ему не хотелось жить в мире, обитатели которого претендуют на особое к себе отношение и плюют на тех, кого низводят на низший уровень. Они делят людей на сорта с той же серьезностью, с какой душевнобольные считают себя Наполеонами. Да они и есть душевнобольные, и вразумлять их бесполезно. Пусть эти ребята варятся в своем котле, а Матвей будет жить нормальной здоровой жизнью. Для этого у него все есть – дом, работа. А еще появилась Лариса. С ней будет просто и надежно.
– Ничего не нужно? – спросил он.
– Как не нужно? – Дана вынырнула из сети. – Ксения пиццу готовит. Я заказала. Принесешь?
Матвей в слуги не нанимался, но эта просьба его не обидела. Он сам вызвался кормить Дану. И завтрак сегодня ей принес, и обед подал. Отравили ее отца или нет, но лучше перебдеть…
Самойлов спустился на кухню, где колдовала у плиты симпатичная женщина с пухлыми сочными щечками. Ксения Михайловна работала поваром, а по совместительству жила с мажордомом, являлась его законной супругой. Хорошо устроился Антон Викторович, ничего не скажешь. Жена у него уже не юная, но ей и тридцати еще нет, а ему за сорок уже. Приятная тетка. Яркие живые глаза, милая добрая улыбка.
Глядя на нее, трудно поверить, что она могла подсыпать отраву в пищу Павлу Константиновичу. Да и зачем это надо? Ни ей выгоды, ни мужу. А новая хозяйка возьмет да и уволит.
А за хозяйку в доме Дана. Ее слово закон. Сказала, что хочет пиццу, будьте добры бросить все и заняться делом. А Ксения на все руки мастер. Она и голубцы состряпает – пальчики оближешь, и пицца у нее не хуже итальянской. Надо будет, и змею по-пекински запечет не хуже китайского шеф-повара.
– Ты уже здесь? – Женщина вынула из духовки противень и улыбнулась.
– Здесь, – сказал Матвей.
– Я могла бы и сама подать.
– Ничего, я управлюсь.
– Давай. А потом спускайся. Чаю попьем.
Матвей удивился. С чего бы им это чаи распивать? Ксения – женщина замужняя, к тому же супруг всегда-то где-то рядом. Увидит ее в компании с Матвеем, приревнует, а вечером наедине выскажет.
– Лариса будет, – с загадочным блеском в глазах проговорила она.
Самойлов все понял. Хозяева пытаются изображать из себя избранников судьбы, а прислуга – люди простые. Увидела Ксения, что приглянулась Лариса Матвею, и давай сватать. А может, сама Лариса свою симпатию к нему напоказ выставила. Или даже попросила Евстафьеву посодействовать.
Но на чай Матвей не пришел. А вечером, после одиннадцати, он постучался к Ларисе.
Дверь открылась почти сразу. Ничего не говоря, девушка схватила его за руку, втянула в комнату и закрыла дверь на защелку.
– А если кто увидит? – Вопрос прозвучал возмущенно, а в глазах задорный блеск.
Платье на ней вовсе не форменное, нарядное, и сама она сверкает как начищенный пятак. А духи пахнут!..
– А никто не знает? – ничуть не смущаясь, спросил он.
– А кто знает?
– Ксения на чай приглашала…
– А ты почему не пришел? – спросила Лариса вроде бы застенчиво, но смело.
– А что я здесь делаю?
– Сюда тебя никто не звал.
– А я вот взял и пришел.
– А если кто увидит?
– Уже не увидит.
– А если услышит?
– А я заставлю тебя молчать. – Он обнял ее за гибкий упругий стан и закрыл рот поцелуем. Чтобы молчала.
Лариса уперлась руками в его грудь, попыталась оттолкнуться, но Матвей крепко держал ее. Она продолжала дергаться, но с каждыми разом ее рвение слабело. В конце концов Лариса позволила кавалеру уложить себя на постель.
Губы у нее сочные, сладкие, дыхание мятное, а грудь упругая. Соски затвердели, вздыбились, легко прощупывались через ткань платья и чашечки бюстгальтера.
Матвей расстегнул молнию на платье, но Лариса неожиданно с силой оттолкнулась от него и прошептала:
– Не надо.
– А так? – Он снова поймал ее и поцеловал.
Она кивнула и закрыла глаза. Да, так можно.
Матвей положил руку ей на коленку.