Русалки. Новенькая (СИ)

— Гейзер на площади притягивал нас с Лёней с раннего детства. Совсем маленькой я любила смотреть на то, как по ту сторону стекла спешат по своим делам жители Марианского. Помню, я уговаривала маму сделать для меня пузырик, чтобы я тоже поплавала там, — продолжила крестная. — Я же была непревратившейся, то есть плавать по улицам не могла. В конце концов, мы уже вместе с братом уговорили её сделать его, при условии, что приберемся в своих комнатах. Это было так весело: мы болтались в одном на двоих пузыре, который мама с помощью магии буксировала по площади. А потом она разрешила нам покататься на гейзере. И мы взлетали вверх снова и снова, — крестная даже зажмурилась. Потом помрачнев, добавила: — Это было за полтора года до того как мама оказалась в откате. Я теперь редко бываю в Марианском: там все о ней напоминает. Мне даже учиться в Университете было тяжело из-за этого. Она ведь так и лежит у нас дома, накрытая защитными чарами — папа не захотел отправлять её к другим, — в глазах крестной стояли слезы. Я ободряюще сжала её ладонь. — Первое время было тяжело. Я все рвалась туда, к ней. Сидела рядом. Надеялась, что она вот-вот выйдет… Потом стало полегче. Правда, по нашим отношениям с братом — Рииным отцом — это ударило так, что до сих пор оправиться не можем. Не сразу, конечно, а потом, когда я подросла, став очень похожей на маму. А затем Леонид женился на Лифтерии, к которой в комплекте с приданым шла ещё властолюбивая теща с заскоком на почве чистоты крови…

Именно этот момент Алина, и так подозрительно долго мывшаяся, выбрала, чтобы выйти из ванной и тетя Лена засобиралась:

— Пойду, пожалуй. Я Илине обещала, что скоро вернусь… — Чмокнула меня в щеку: — Спокойной ночи!

— Спокойной.

Алина, как ни странно, вопросов не задавала. Она просто легла, отвернувшись к стенке, и, судя по выровнявшемуся через несколько минут дыханию, очень быстро заснула. Подозрительно быстро. Уж не приложила ли крестная руку и тут?

Я же после умывания, ещё некоторое время ворочалась, но вскоре тоже уплыла в страну грез. Хотя мне и не давал покоя один вопрос: почему крестная называет директрису по имени, постоянно забывая об отчестве?

Под ногами мерзко чавкало, с реки дул промозглый западный ветер, срывающий с деревьев последние листья. Но, кажется, Преподу, который продолжал бодро чесать впереди группы, было плевать и на грязь, и на холод — мы все глубже уходили в лес. На подобное никто не рассчитывал, так что многие уже явно начинали мерзнуть. Высказывать недовольство преподавателю Охоты открыто не решались, так что бурчали исключительно себе под нос. Я в отличие от большинства погоду, благодаря тому что на занятия предпочитал ходить по улице, а не по переходу, оценивал здраво и одевался как обычно, а не с расчетом на пятиминутную прогулку. Просто по привычке, а вовсе не потому что предполагал подставу. Николай Петрович редко устраивал занятия на природе, а уж тем более длительные, так что её никто не предполагал.

Заведя нас едва ли не в самую чащу, мужчина повернулся к нам и заявил:

— Ваша задача — вернуться в школу. На первый раз всем вместе и под моим присмотром

— То есть разделяться нам нельзя? — тут же поинтересовался Тимур.

— Отчего же? Можно. Учтите только, что мне не разорваться, так что если заплутаете, выводить вас будет некому. — Вот вроде выбор и дал, а вроде и нет.