Русалки-оборотни

— А у меня бабка все храпела, точно медведь в берлоге. А как уходить собрался, с полатей слез и на цыпочках — так она глаз один открыла и бурчит: дверь, мол, за собой закрой, а то вчера сквознячище устроил.

— А родителям не скажет?

— Не скажет. Я у ней вот давеча рушник стянул да потерял. Думал, уши надерет, ан нет, обошлося.

— Прош, а как ты думаешь, какой там горшок зарыт? Как тот, в котором картошку варим, или как в подполе с грибами солеными стоит?

— А который больше?

— Эх, мужики, как зажмурюся — так перед глазами и встает! Большой, глубокий — и доверху набит червонцами! Так сияют, аж глазам больно…

Между тем тропинка привела их к пологому холму. С одной стороны его чернела полоса леса, с другой огибала блестящая лента речки. На макушке холма играл всполохами, взлетал в синее небо яркими искрами костер.

— О, уже все в сборе, — сказал Прошка, посчитав слоняющиеся вокруг огня тени.

— Ага, и новых привели, — заметил Тишка без особой радости.

— Ничего, все равно горшок мы первые найдем! — уверенно заявил Прошка.

— Вы чего так припозднились? — встретили собравшиеся у костра подошедших товарищей.

— Следы запутывали! — гордо объявил Тишка. — Вы б нас видели, как…

— Так немец еще не пришел? — перебил его брат Ариши.

— Опаздывает, — вздохнул паренек, уныло ковырявший палкой выпавшую из костра тлеющую хворостину.

— Если только кое-кто его не выдумал, — буркнул сидевший поодаль мальчишка.

— Какой он вам немец! — возмутился, не услышав замечания, Прошка. — Европеец он, неучи!

— Какая разница!

— Ничего себе! Немцы-то, они в городах живут, в столицах, в Петербурге. А европейцы — за границей!

Паренек пожал плечами, потер слипающиеся глаза кулаком.

Прошка уселся на траву, огляделся. Многие ребята — а собралось их ровно дюжина и Ариша, единственная девочка, — отчаянно зевали. Остальные дремали, положив головы друг дружке на плечо. Прошка тоже не удержался — распахнул рот, чуть челюсть не свернув. От нечего делать принялся играть со своим новым складным ножиком — подкидывал и так, и эдак и с удовольствием глядел, как он ладно разворачивается в воздухе и неизменно втыкается по черенок в мягкую землю.

В кронах подступавших к макушке холма деревьев завозились, захлопали крыльями просыпающиеся птицы. Некоторые уже стали пробовать голоса, резко вскрикивая из темноты. Мотыльки перестали крутиться у огня, улетели кто куда прятаться на день…

— Едет! — встрепенулась вдруг Ариша.

И впрямь, прислушавшись к предрассветным звукам, ребята повеселели, заулыбались, принялись расталкивать спящих товарищей.

Через минуту на поляну, отбивая барабанную дробь копытами, точно смерч пронесясь сквозь лесной мрак, вылетел конь с наездником на спине. Резко натянувшиеся поводья заставили разгоряченного скакуна перед костром встать надыбы. Развернувшись на месте, не в силах остановиться вдруг, конь сердито всхрапнул.

Всадник легко спрыгнул на землю — мелодично звякнули шпоры на высоких, начищенных до блеска сапогах, похлопал коня по лебяжьей шее затянутой в белую замшу перчатки рукой, бросил поводья подбежавшему пареньку:

— Привяжи его неподалеку!

Поймав на лету монету, мальчишка с готовностью кинулся исполнять поручение.

В очерченный светом костра круг новоприбывший войти не спешил. Помедлил мгновение, окинув внимательным взглядом собравшуюся компанию. Ребята, настороженно притихнув, также не спускали с него глаз.

И только у Ариши мнение о таинственном незнакомце уже совершенно сложилось.

— Какой класивый!.. — в восторге прошептала крошка, не отводя зачарованного взора от статной фигуры.

С первого взгляда, одним только своим видом таинственный незнакомец покорил ее сердечко навеки, завладел воображением и пленил фантазию. Никогда еще за все немногие годы жизни ей не приходилось видеть такой красоты. Точь-в-точь принц с картинки! На голове треуголка с золотым позументом по кромке, с пышным плюмажем из белых страусиных перьев. С плеч до земли струился синий, как зимняя ночь, бархатный плащ, подбитый лиловым муаром, заколотый у ворота сверкающей каменьями брошью. Лаковые ботфорты до колена, белые перчатки, утопающие в драгоценной пене кружевных манжет шелковой рубашки, поверх которой был надет расшитый длинный жилет, подхваченный широким ремнем, перевязь со шпагой…

Только лицо его оставалось неразличимым в густой тени широкополой шляпы. Хотя нет, то была не просто тень — лицо его скрывала узкая черная маска с прорезями для глаз, оставляющая на виду лишь самый кончик носа, гладкий подбородок и загадочно улыбающиеся губы…