Русалки-оборотни

И снова Феликс не собирался подслушивать, просто опять его подвела выработанная в монастырской тишине привычка к бесшумности. Но достигшие его слуха слова не то что заставили повременить с приветствиями — назад попятиться.

— Стой, брат, я покуда еще не кончил. — Кузнец похлопал коня по крупу. Феликс раньше не видел никого, кто с такой бы заботой, пожалуй, даже с любовью ухаживал за своей лошадью. Хотя зверь и вправду хорош, как с картинки, — Эх, Прокоп, так ты никогда снова человеком не станешь. Плохо ль, коли тебя кормят, ходят за тобой, работать не заставляют… Помнишь, как ты мне говорил все время — я не лошадь, мол, чтоб с утра до ночи пахать? Договорился. Нет, запрягу я тебя, дождешься, и в поле отправлю. Думаешь, легко с хозяйством одному-то управляться? Ты тут без дела стоишь, хвостом машешь да овес хрумкаешь, а я как проклятый… Нет, брат, это не тебя цыган тот сглазил, это мне кара вышла за то, что вовремя тебя не образумил, жить по-человечески не научил…

Феликс счел за лучшее вернуться немного назад — и издалека, сделав вид, будто только что подошел, громко поздоровался с кузнецом. Завидев гостя, тот нахмурился, отвечал, скупо отмеряя слова, поглядывал угрюмо. Но Феликс на такое явное недружелюбие постарался не обращать внимания. Ясно, что от человека, у которого стряслось такое несчастье (нервическое расстройство, либо он оказался жертвой злого розыгрыша — это еще предстояло выяснить), нечего ждать приветливости. Потому он просто, как мог доходчиво постарался объяснить, зачем, собственно, пришел, и предложил кузнецу подтвердить его слова хозяину коз с точки зрения мастера, дабы последний свою недальновидность на домовых больше не сваливал.

Кузнец внимательно выслушал, потер на подбородке рыжую, в масть коню, щетину, кивнул.

— Посмотрим, — добавил еще. И только.

Феликс отправился восвояси, не слишком обнадеженный, сомневаясь, поняли ли его вообще.

А вот после Феликсу внимали буквально с открытым ртом. Не зря Серафим Степанович доверил своему помощнику самому побеседовать с тем парнем, что давеча лунатиком бродил по крышам.

При дневном освещении юноша сей оказался довольно смышленым, понятливым, но до чрезвычайности впечатлительным. От известия, что все собственнолично ночи напролет гуляет, да еще по крышам, парень пришел в крайнее изумление. Он даже представить себе такого не мог! Он ведь и голубей никогда не гонял — от боязни высоты! Да, снилось ему, бывало, и небо звездное, и луна яркая… И лестница на чердак. И конек на крыше. И труба печная, где в верхнем камне такая выбоина и трещина…

Младший брат сомнамбулы — а в доме в то время только они и были — не утерпел и сорвался с места, побежал во двор. Они за ним — да где поспеть за пострелом! С верхотуры он им сообщил, что да, щербат кирпич и расколот.

Когда Феликс снял второго в семье верхолаза, первый не знал, что и делать. В ужасе запросился спать в подполе. Но потом позволил себя уговорить оставить эту идею на крайний случай, а пока согласился, что лучше просто запирать на ночь дверь. На том и порешили.

Нынешней ночью Феликс снова не рассчитывал выспаться. Да и как можно спать, если тут действительно черт-те что творится! Зря вот не поверил Глашиному деду, а староста оказался прав — без вмешательства нечистой силы здесь явно не обошлось. Не могут же люди ни с того ни с сего помешаться? В массовом порядке.

Когда стемнело, когда, казалось, последняя собака заснула в своей конуре, посвистывая мокрым носом, и задремала последняя букашка в садах, качаясь на травинке, Феликс продолжил исследовать тайную сторону жизни деревенских обитателей.

Первыми объявились огоньки — заиграли, рассыпались парами по темнеющему вдалеке берегу.

От дома, где жила маленькая Арина, вдоль забора, прячась в полосатой тени, проследовали к лесу три невысокие тени — две узенькие и одна длинная, с хвостом.

Чуть позже, кутаясь в темных платках, прикрывая лица, с разных концов деревни к одной неприметной баньке, что располагалась среди себе подобных сооружений позади домов на склоне берега, стали стекаться бабы. Феликс насчитал дюжину кумушек. Кто-то шагал уверенно, иные пугливо крестились на каждый шорох. Озираясь, вглядываясь в чернеющие тени, женщины подходили поодиночке, без стука отворяли дверь и, отвесив поклон низкой притолоке, скрывались внутри, на миг выпустив в ночь желтоватые отблески огня и облачко пара, развеяв в охладевшем воздухе странные ароматы. И хоть потянуло смолистым дымком, было мало похоже, что сие «тайное общество» собралось просто помыться. Правда, Феликс так же сильно сомневался, что кумушки хотят устроить шабаш и будут призывать дьявола.