— Да бабы Нюры внучка! Я же рассказывала. Странно, вообще-то она воет там подальше, в березовой роще. Эк ее, совсем разрыдалась, бедная. Сейчас икать станет. Не вздумайте только, Феликс Тимофеевич, на голос идти! Она же тоже русалкой стала — защекочет и в омут утащит! Они все такие, с ними можно только издалека…
— Выходит, мы к русалкам идем? — догадался он.
— А вам будто не интересно? Али испугались?
— А ты сама-то не боишься?
— Они не страшные! Песни попоют, венков наплетут, вокруг костра попрыгают — и обратно с рассветом в свой омут уберутся. Главное, самой спрятаться хорошенько, чтоб им на глаза не попасться. А девчонки они веселые…
— Тсс!.. — Феликс остановил ее, взял за руку. — Кажется, не одни мы собрались к русалкам в гости, — шепнул он, кивнув на тропинку внизу.
Крепко обняв накренившуюся к воде ольху, Глафира заглянула вниз, свесившись и изо всех сил вытянув шею. И вправду, теперь и она услышала мягкий перестук копыт по влажному песку и приглушенные голоса. Двое мужчин негромко переговаривались, и каждое слово ясно звучало в тишине над озером. А вскоре показались и сами всадники.
— Я их знаю, — сказала Глафира, поспешно отступая за кустарник. — Они с усадьбы барона Бреннхольца, это недалеко отсюда. Один, который покоренастей, ихний сынок — гимназист. А второй, стало быть, его приятель — иностранец. Полине Кондратьевне их управляющий про него рассказывал, говорил, забавный такой.
Всадники ехали шагом, явно никуда не торопясь, их прекрасно можно было рассмотреть еще до того, как они поравнялись с притаившейся парочкой.
Наследник Бреннхольцев даже на коне казался низкорослым и коренастым, однако в плечах был широк и на вид для гимназиста малость староват. Наверное, родители долго не решались отдать чадо учиться, а потом и сам он не спешил гнаться за знаниями.
Приятель его держался в седле с ленивой грацией опытного наездника, с горделивой осанкой не помещика, но аристократа. Его белокурые локоны, схваченные сзади черной бархатной лентой (шляпу он держал в руке и отмахивался ею от назойливых комаров), при лунном свете отливали чистым серебром.
Младший Бреннхольц все порывался пуститься галопом, уговаривал спутника поторопиться, но тот отмахивался от него шляпой, смешно коверкал слова:
— Саго amico
, куда вам все торопиться? Такой чудный ночь — ах, проклятый москито!
Ci sono miriadi di zanzare qui!
Зачем спешить? Нужно наслаждаться чистый зефир, парфюм… тьфу, аромат флоры…
— Винченце, слово чести, ты не пожалеешь! — горячился, подпрыгивал на стременах гимназист. — Ну пожалуйста, поехали! Такого чуда ты больше нигде не увидишь.
— Хорошо-хорошо! Мы уже ехать, если ты не заметить, — миролюбиво отозвался тот. Перегнувшись с лошади, дотянулся и сорвал с откоса какую-то неприметную травку. — Артур, ты не понимать меня, — добавил он, разглядывая находку. — Я интересоваться наука, любить мой гербарий, я хочу собирать растений, траву. Я не заниматься суеверия и мифология. Я не верю в сказки про нимфы, наяды…
— Это не сказки! — возразил Артур Бреннхольц. — И ты скоро в том самолично убедишься.
— Нет, ё impossible
, на свете не есть никакие русалки, — упорствовал иностранец, меж делом выискав следующее растеньице. Оторвав листочек, помял его в пальцах, понюхал, попробовал на вкус. Поморщился, плюнул, с досадой отшвырнул в кусты. — Готов поспорить, что если ты, мой друг, кого-то и видеть, то это наверняка забавляться местный деревенский девушки.
— Премного благодарен, но пари держать с тобой ни за какие коврижки не буду! — хохотнул баронет. — Тебе черт ворожит. Будто я давеча не видел, как ты с папашей на петушиных боях двадцать раз кряду об заклад бился да не продул ни однажды. Но ты все равно не прав — никакие это не крестьянки. Где этим дояркам взять такую волшебную красоту, неземную легкость, такую… такую…
— Bene, ты меня все-таки интриговать, — согласился наконец тот, — Muovetevi, ё tardi!
Если у вас тут все такой крестьянский девушки, как ты говоришь, то зачем же драгоценный время терять!
Обрадованный, Бреннхольц-младший пришпорил лошадь и понесся вперед. А друг его даже к поводьям не прикоснулся. Покачиваясь в седле, потянулся и зевнул. Не подозревая, что за ним наблюдают.
В прозрачной тьме, где синева неба сливалась с синевой озера, а звезды мерцали и сверху, и снизу, едва можно было разглядеть, что дальше берег делал крутой изгиб, образовывая уютную, защищенную от посторонних глаз заводь. Там, на широком песчаном пляже, под сенью раскидистых дубов и высоких елей, мерцал красноватый огонек костра, вокруг которого то появлялись, то исчезали в темноте белесые призрачные тени.
— А, вон они где, твои кикиморы, — протянул итальянец, нагнав друга.
Баронет уже спешился и, держа лошадь под уздцы, терял остатки терпения.
— Ну хорошо, se vi piace
. Давай подъехать и посмотреть. Но если они есть уж очень страшный, я лучше возвращаться на вилла и репетировать всю ночь на ваш неправильный поперечный арфа новый романс для удовольствия ваш маман. Если вы не забыть, у нее через завтра есть именинство.