Итальянец обещанья не сдержал, на свидание не явился. На берег озера резвый конь принес лишь юного баронского сына.
— А где же ваш друг? — задала логичный вопрос русалка и опечалилась.
— Не смог! — спрыгнув с лошади, ответил тот. — Просил передать ужасные извинения и молить о прощении у вас на коленях, — и с горящей в глазах надеждой взглянул на нее.
Девицы-водяницы прыснули в ладошки:
— Прям у вас на коленях!! Удержите ль молодца?!
— А я б удержала! — заявила самая пухленькая.
Молодец услышал и смутился.
— Милая Лилия! — горячо воскликнул он, бросаясь перед девушкой на колени, — Быть может, я не столь блистательный оратор, как синьор Винченце, но позвольте…
— Что? — спросила она, потому как, засмотревшись в ясные русалочьи очи, юноша замолк на полуслове, напрочь позабыв выстраданный за день монолог.
— Я… Я мог бы, я готов… — запутался он, пытаясь припомнить блестяще сочиненную речь для немедленного покорения сердца красавицы.
— Ах, бросьте… — промолвила та.
— Что бросить? — переспросил он, оглянувшись.
— Оставьте все это, — повела она плечом. — Вставайте, не то набьете полные сапоги песку.
— Уже набил, — кивнул он, послушно поднимаясь.
Что поделать. С плохо скрытой досадой русалка завела беседу.
— Милый Артур, может, вы расскажете, что же все-таки помешало синьору Винченце нас навестить?
— Эх, его гербарий, сударыня.
— Что?
— Ну эта, всякая сушеная трава в толстой книжке. Он с ней как с писаной торбой носится. Представляете, я его все звал, звал к нам на лето в поместье, в гости к папеньке с маменькой. Уж говорю, так все рады будут! А он согласился приехать, только когда выведал в доскональности, в каких местах усадьба, да какие вокруг леса, да что в них растет. Сумасшедший, право. Говорит, он у нас гостит в этой, как ее — в экспедиции! Представляете, милая Лилия, каждое почти утро встаю, спрашиваю лакея, а он говорит, синьора нет дома, он еще до рассвета на променад отправился. Это в такую-то рань! За крапивой! За чертополохом, колючками всякими.
— Зачем ему это? — удивилась русалка, слушавшая с лестным для юноши вниманием.
— Говорит, для научных знаний.
— Может, аптекарем пойдет служить? — предположила одна из девушек.
— Да что ты! — отмахнулся Артур. — У его дяди в Шотландии знаешь какой замок! Он мне фотографическую карточку показывал. И Винченце — единственный наследник.
— Выходит, и вправду только из любви к науке, — обратив мечтательный взгляд к звездам, вздохнула красавица. — Ради блага человечества.
— Вот-вот, — согласно закивал Артур и, воспользовавшись моментом, подсел поближе.
— Ну а вы чем занимаетесь? — благосклонно поинтересовалась русалка.
— Я-то? Учусь.
— Студент, стало быть, — протянула девица.
— Ага! — смело соврал он, не моргнув глазом, прибавив себе несколько отсутствующих лет прилежания.
— А после кем будете?
— Ну пока не знаю. Папа говорит — банкиром, мама — дипломатическим послом.
— А вы сами бы что выбрали?
— А я б в гусары пошел, — признался будущий барон.
— Ах, гусары! — хором восхитились русалки. — Это так романтично!..
Белокурая Лилия лишь улыбнулась.
Феликс больше не мог вынести этих разговоров, ни слова. Все получалось совсем не так, как он представлял днем. Но как должно было быть — он не мог бы сказать, сам не знал. Ее улыбки почему-то раздражали, звонкий голос резал слух. Он уже жалел, что пришел сюда, — но уйти не мог, как не мог оторвать глаз от силуэта в мерцающем ореоле золотистых кудрей. В эту минуту он презирал себя как никогда в жизни.
Ветви гибкой вербы скрывали его каскадом острых листьев, будто какого-то бессловесного лесного духа. У самых корней, переплетенных клубком скользких змей, недвижно стояла вода озера, невидимая под гобеленом зеленой ряски и круглыми листьями кувшинок.
Отсюда была прекрасно видна и лодка русалок. Они привязали ее к коряге в тростнике — с другой стороны песчаной гряды. Развернутая течением, покачиваясь, лодка выглядывала кормой из зарослей, мерцающим ореолом распускала круги по глянцево-черной поверхности. Возле нее из воды показалось что-то округлое — и сразу же нырнуло обратно с тихим плеском. У костра никто не оглянулся, заняты беседой… Наверное, выдра или бобер вздумал порезвиться, решил Феликс.
Но тут же из воды высунулись две белые руки — почти светящиеся во мраке на фоне борта — и, ухватившись, принялись толкать, раскачивать лодку.
Феликс перевел взгляд — как и вчера, все семь девушек сидели вокруг костра.
Почти бесшумно новая русалка принялась играть с лодкой, рискуя ее перевернуть. Похоже, она ее уже отвязала и теперь раскачивала, будто качалась на качелях, то всем весом напирая на низкую корму, утопляя, то вместе с ней выскакивая из воды почти по пояс. К спине гребнем прилипли темные волосы, блестели мокрые голые груди…