Русалочье озеро

Питирим, погладил меня по плечу, — Я очень за тебя переживаю и боюсь, и все сделаю, что бы жила свободно и не от кого не зависела. — Потерпи еще немного, я уверен, что мы решим проблему. — К тому же хоть и маленькое утешение, но ты будешь рядом с домом и часто видеть ребятишек. — В Павлов день, а это в воскресенье, — Валерий будет набирать учеников, и ты затеряешься среди них — Твой дар сейчас слаб и это тоже хорошо, — ведь враги этого не знают и не почувствуют тебя.

Мы еще долго сидели все размышляли, как сделать лучше, но жизнь как всегда внесла свои коррективы, — и в этот раз страшные. Мне не часто приходилось пока еще сталкиваться со смертью близких мне людей. Бабушка умерла от старости и ей я не смогла ничем помочь, да и жить она уже не хотела, цеплялась за жизнь только и-за меня, боясь оставить одну, а уж когда Любава забрала меня, — то сгорела за несколько месяцев и ушла, легко не мучаясь. Иван Ваныч погиб защищая меня, но сделал он это осознано, зная, что этим поступком снимет с души свои старые грехи. А вот то с чем мне пришлось столкнуться сейчас, было ужасно уже тем, что жизнь забрали у молодой девушки Ольки, и именно и-за меня, ее жестоко убили, — и затем бросили тело у входа в Чудную деревню. Я хотела переночевать дома одна, подумать обо всем спокойно, но Питирим пошел меня проводить, и мы, войдя в ограду, увидели лежащее за защитной стеной тело девушки. Питирим не подпустил меня близко к Ольке, грубо втолкнув в дом и прикрикнув, чтоб я не смела выходить. Он рывком втянул Ольку и долго сидел над ней что- то нашептывая, а затем взял на руки и унес в дом Агриппы. Я смотрела в окно за ним, а затем мы с Прошкой сидели молча, говорит было не о чем, а спать я не могла. Слонялась всю ночь по комнатам, а перед глазами стояло упрямо смеющееся Олькино лицо и ее голос.

— Не грусти Еленка, я скоро в город жить перееду, и будут у меня парни красивые и денег куча, и нарядов, вот заживу.

Питирим пришел под утро, шаркая ногами как старик, сел грузно за стол, в глазах его блестели слезы.

— Не уберег я Ольку, думал, надежно ее укрыл, а она как всегда накуролесила, обманула моего дружка да сбежала. — Да вот недалеко. — Ей мучиться не пришлось, шею свернули как куренку, быстро, и она не мучилась. — Ты сегодня дома сиди и не выходи, с Олькой тебе прощаться нельзя, да и не нужно, Прошка ты отвечаешь за то чтоб она из дома не вышла.

Я вскинулась, пытаясь хоть что — то сказать, но Питирим перебил.

— Молчи и не спорь, все потом объясню и делай как велено, — Любава мне твои похороны точно никогда не простит.

Прошка кивнул ему серьезно, а Питирим быстро вышел, не оглядываясь на меня. Дверь дома тут же сама затворилась на засов, я только учуяла всплеск чужой магии от Домового. День прошел бестолково, я то плакала, то засыпала ненадолго. Знала, что Ольку уже приготовили к погребению, и мне не дадут с ней проститься, а что — то делать дома руки не лежали. Вечером как стемнело, я с комнаты Кира увидела всполохи погребального костра на берегу. Спустилась вниз, походила, не зная чем себя занять, да как то незаметно уснула на сундуке у окна. Проснулась я от тихого, но настойчивого стука в окно. Олька прижала бледное лицо к оконному стеклу, и, увидев меня, стала проситься в дом. Она была такой же, как я видела ее вчера в длинной серой куртке с капюшоном, забавных сапожках дутышах. Светлые волосы растрепаны, а на бледном лице лихорадочно горят глаза, проникая взглядом мне прямо в душу.

— Открой Елена, я та замерзла, давно уж тут под окном у тебя прыгаю, жду, когда ты мне откроешь.

Я знала, что Олька мертва и уже похоронена, но безропотно как будто, так и надо, поспешила к дверям, и мне совсем не было страшно. Олька ведь пришла и замерзла и ее надо быстро впустить в дом, да и ее ли я видела мертвой, это ведь может, была обманка, а Олька вот она здоровая и живая и нужно ее впустить, — такие мысли мелькали быстро и беспорядочно в моей голове. Она, как и раньше когда была живой, также стучала в окно и ждала, когда я открою дверь, прыгала то на одной ноге, то на другой подмерзая и подгоняя меня нетерпеливо.

— Ну, Елена, давай быстрее, я совсем замерзла, поторопись.

Я и торопилась, рывком дернула засов, и даже не поняла, когда он снова захлопнулся перед моим носом, больно ударив по моим пальцам. Я снова, несмотря на боль, потянула к засову руки и получила уже сильный удар по голове. Успела оглянуться и увидеть, что это Прошка приложил меня поленом по голове. Очнувшись, я все помнила, что произошло, я сидела на полу спиной к стене, видимо Прошка так меня усадил. Он же стоял напротив меня с тем же поленом и с тревогой всматривался в меня.

— Ты как все понимаешь, или же еще под мороком? — На тебя такой сильный зов направили, что я боялся не удержу тебя, вот и пришлось тебя поленом приголубить.

Я потрогала на голове шишку, и стала приподниматься, Прошка поднял полено.

— Все со мной в порядке уже, прошептала я вдруг пересохшим горлом, не буду я дверь трогать.